Ага. Побарахтаемся.
Он замедлил шаг, подобрался. Неширокую улочку, застроенную
обшарпанными розовато-бурыми трехэтажками, перегораживали трое — стояли молча,
непринужденно, но рассредоточившись так, что ясно становилось с ходу: грядут
сложности…
Трезвые, а если и пили, то самую чуточку, мгновенно оценил
он, вразвалочку приближаясь. Не роскошно упакованы, но и на местную бичеву не
похожи. Нехорошие морды, и молчание очень уж многозначительное — чересчур
спокойны, несуетливы для мелкой шпаны… Это хуже, пожалуй. Тут уж остается одно
— если на свет божий покажется ствол, следует глушить безжалостно. Против пули
не повоюешь…
Он неторопливо расстегнул верхние пуговицы куртки, чтобы при
нужде с маху вырвать кортик из кармана, а одновременно и из ножен, остановился
метрах в трех от них, спокойно выпуская дым, ждал дальнейшего. Такое поведение
поневоле заставляет нападающего слегка занервничать, ему придется менять
тактику на ходу…
Опешили, конечно. Самую малость. Спокойное ожидание так
всегда и действует. Ага, сейчас…
— Карманы сам вывернешь или тебе помочь? — последовала
первая реплика.
Чуть наигранно прозвучавшая, сделал вывод Мазур. Не умеют
ребята бутафорить отточенно…
— Ну, не понял? Часы, трусы и деньги…
— А трусы-то зачем? — спокойно спросил он,
напружинившись. — Фетишисты, что ли?
По всем канонам провинции сейчас в ответ на непонятное
словечко должно было прозвучать угрожающе-оскорбленное: «Че-е?!» Или нечто
близкое по эмоциональному содержанию. Однако не угадал. Нет такой буквы…
Трое — помоложе и поширше в плечах, как на подбор —
бросились на него одновременно и молча, выхватывая из карманов, чем богаты. Отпрыгивая
к стене — чтобы ненароком не достали сзади, — Мазур мгновенно провел в уме
инвентаризацию увиденного: охотничий ножище марки «Сдохни от зависти, Рэмбо!»,
финка и приличных размеров перочинник. Барахло, конечно, но все три единицы
холодного оружия — острехоньки, а ручонки, судя по хватке, умелые. Так что —
ухо востро…
— Ребята, шли бы вы подобру, — сказал он, слегка согнув
колени и разведя руки (кто сказал, что питерский ученый не обязан знать
рукопашную?). — Я от женщины иду, настроение хорошее, и неохота мне вас по
стенке размазывать…
Хозяин финки кинулся. «Хороший удар», — признал Мазур про
себя, отпрыгнув и ударом ноги под колено умеряя пыл противника. Не размашистый,
по-деловому скупой, умелый, иному раззяве так и вспорол бы руку, гад, от локтя
до плеча…
Хозяин финки припал на увечную ноженьку, раком отодвинулся
подальше и из боя пока что выбыл. Двое других отступили на шаг — Мазур звериным
чутьем понял, что сейчас его самого прокачивают. Ох, не похоже это на
примитивную шпану, никак не похоже, алкоголем от них припахивает явственно, не
очень уж свежим, словно ради правдоподобия плеснули малость на куртки да рот
прополоскали…
Двое ринулись вперед, разомкнувшись, нападая с разных
сторон, вынуждая разделить меж ними внимание, — но все равно, Мазур видывал и
не такие кадрили… Отпрыгнул, перехватил запястье, впечатал одного в стену,
второго, крутнувшись, ошеломил добрым ударом под ребра — и по врожденной
склочности мимолетно добавил третьему, все еще согнутому в три погибели, носком
туфли по подбородку. Тот заверещал и опрокинулся, надо думать, прикусил язык, а
это больно…
Вновь кинулись. Молча. Никаких тебе «Погоди, сука!» «Щас ты
покойник!» — экономные движения, четкие удары… Мазур крутанулся снова, на сей
раз не стараясь казаться неуклюжее, чем есть, уклонился от замаха, пропустил
над головой матово сверкнувшую сталь, выпрямился, врезал каблуком по почкам.
— Шли бы вы, ребята, — произнес он, отметив, что
дыхание практически не сбилось — рано в тираж, рано! — отступил на пару шагов.
— А то рассержусь…
Ноль эмоций, словно и по-русски не понимают — кинулись в
атаку, демонстрируя нешуточное упрямство. Даже третий оклемался поразительными
темпами, тоже жаждет реванша, по роже видно…
Без особого труда уворачиваясь от острого мелькания стали,
Мазур какое-то время работал в активной обороне, изредка не особенно и убойно
попадая по запястьям и ребрам — то ребром ладони, то носком туфли. Противники,
ахая и шипя сквозь зубы от боли, упорно лезли в драку, что твои бультерьеры.
Они всей четверкой кружили посреди улицы в сюрреалистическом
танце — этакая провинциальная кадриль… Происходило все это почти беззвучно,
оставаясь совершенно незаметным для мирных обывателей, — случайных прохожих не
было, машины не проезжали.
Все это стало Мазуру не на шутку надоедать. В конце концов,
он узнал о них достаточно, нужно было как-то заканчивать этот дурацкий
вернисаж, а у него не было приказа обращаться с неизвестными агрессорами, как с
антикварным хрусталем… Пора откланяться. Дома ждут…
Он выхватил кортик, прочертил в воздухе недлинную дугу
блестящим острием. И показал класс — с перехватами и перебросами из руки в
руку, кортик порхал в воздухе вокруг Мазура, как живой. Круговой секущий удар
снизу, разворот, выход на «хвост дракона»…
Вот тут их должным образом проняло — но Мазур не собирался
тянуть игру. Захватил охотничий нож меж своим клинком и запястьем, выкрутил у
противника оружие из руки, в воздухе поддел пинком сверкающий тесак, так что
тот улетел достаточно далеко. И пробил обезоруженному левую ладонь сильным
ударом кортика — для жизни не опасно, но заживает долго, а боль от такой раны
зверская…
Дикий вопль тут же наглядно проиллюстрировал этот тезис.
Детинушка скрючился, бесповоротно выбыв из игры, всецело поглощенный
собственными проблемами, — кровь хлестала, словно свинью резали.
Второго Мазур достал не самым изощренным, но отточенным «юнь
дао». Будь кортик наточен на совесть, жертва лишилась бы правого уха, но все
равно, ухо и щеку распахало на совесть — снова вопль, в унисон первому, второй
наглец выходит в аутсайдеры, как миленький…
Где-то над головой распахнулось окно. Пора было сделать бяку
третьему и закончить схватку вовсе уж нехитрым приемом под названием «делать
ноги». Мазур приготовился атаковать третьего — тот отскочил было, но спину
показывать не собирался, что опять-таки свидетельствовало: не шпана перед
Мазуром, ох, не шпана…
Мазур не успел. Взревел мотор, неведомо откуда выскочивший
автомобиль, старенький ГАЗ-69 с двумя дверцами, подлетел, как ополоумевший
вихрь. Мазур не успел отпрыгнуть — под дикий скрежет тормозов распахнулась
дверца со стороны шофера, так двинув по спине единственного оставшегося в строю
агрессора, что тот вмиг потерял равновесие и полетел кувырком, словно сбитая
кегля. Кошкой прянув к другой дверце, Мазур, уже успевший разглядеть водителя,
запрыгнул на жесткое сиденье, нестерпимо гнусно проскрипела разболтанная
коробка передач, и машина что есть мочи помчалась прочь, завернув за первый же
угол.
— Вот так оно и бывает, когда девок с чужой улицы
прижимаешь, — как ни в чем не бывало резюмировал Кацуба. — В хорошем
деревенском стиле.
