— Брамселя — это названия некоторых типов парусов, —
сказал Мазур, ощущая знакомое состояние, нечто среднее меж возбуждением и
тревогой. — Здесь им взяться неоткуда.
— Надо же, жалость какая…
Два матроса бегом пронесли балластину — чугунную пирамидку с
ушками для ношения. За ней тянулся пеньковый конец, разматываясь с барабана.
Понатужились, перевалили через борт, машинально уставились на воду. Барабан
зажужжал, затрещал, ошалело вертясь.
— Спусковой конец, — сказал Мазур. — Чтобы облегчить
мне работу.
— А вы Бодлера декламировать можете? — неожиданно
спросила она.
— Не сподобился, — сказал он, пожав плечами. — Я
человек простой.
Врал, конечно. В училище одно время Бодлер был в большой
моде — правда, не полюбившееся отчего-то Кацубе «Плаванье», а «Человек и море»:
Как зеркало своей заповедной тоски,
Свободный Человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, — горьки.
Но не читать же Бодлера майору милиции, пусть даже и
женского пола, стоя на палубе шпионского корабля за пять минут до погружения?
Сюрреализм…
Матросы готовили шлюпку, как и полагается — если борт
корабля выше трех метров, аквалангисту полагается нырять только со шлюпки…
Появился доктор, с деловым видом прошелся от борта к борту, хотя делать ему
пока что было совершенно нечего, — и Мазур искренне надеялся, что доктор
останется безработным до самого конца.
— Врач — тоже согласно правилам? — спросила Даша.
Мазур кивнул:
— И врач, и шлюпка, будет еще и инструктаж, как меня
обрадовали.
— Вам это не нравится?
— Нужно же, чтобы все было по правилам, — сказал Мазур.
— Чтобы потом точно знали, с кого снять голову…
— А как вы думаете, почему те два спуска были проведены
со столь многочисленными и вопиющими нарушениями?
— Разбираетесь?
— Совсем слабо, — сказала она. — Просто у нас тоже есть
эксперты… Меня заверили, что там нарушение на нарушении ехало и нарушением
погоняло…
— Правильно заверили, — осторожно сказал Мазур.
— Так почему, как вы думаете?
— Не знаю, — сказал Мазур. — Видимо, оттого, что мужик
не перекрестится, пока гром не грянет…
— Похоже, — вздохнула она. — Интересно, в воде сейчас
очень холодно?
— В костюме плавать можно…
Ее слегка передернуло — похоже, тут не было ни малейшей
игры:
— Не представляю, как вы туда полезете…
— Мне легче, — сказал Мазур. — Это вам, наверху,
тяжелее. Внизу, по крайней мере, ни штормов, ни шквалов. А корабли, бывает,
тонут совершенно внезапно.
— Шутите?
— Как вам сказать… — усмехнулся он. — В восемьсот
пятьдесят четвертом, к примеру, без вести пропал «Город Глазго». Там было
четыреста восемьдесят пассажиров, не считая экипажа. Я вам столько могу
порассказать… Перефразируя Булгакова — не то плохо, что корабль подвержен
крушению, а то, что он в н е з а п н о подвержен…
— Это вам милейший Михаил Иваныч поручил меня пугать?
— Помилуйте, просто поддерживаю светскую беседу, —
усмехнулся он.
— Хорошая беседа… Это не вам машут?
Действительно, Кацуба нетерпеливо жестикулировал с мостика.
* * *
…Обычно на столь невеликих корабликах помощников у капитана
не бывает, поскольку в них нет никакой нужды. Однако этот кораблик был чуточку
необычным, и помощник здесь имелся — точно такой же т и п и ч н ы й, как группа
Кацубы, где каждый носил умело подобранную и мастерски подогнанную личину.
Очень классический был помощник — морской волк с красивой проседью на висках,
умевший крайне многозначительно и умно молчать. Именовался он без затей —
Степан Ильич.
— Кто-нибудь разбирается в батометрических работах? —
спросил он.
Все промолчали — и Мазуру пришлось признаться, что кое-что
он в этом понимает.
— Вот результаты суточной работы, — помощник положил
перед Мазуром чертеж, для непосвященных выглядевший изложенной на китайском
языке теорией относительности, и, очевидно, для усугубления своего типичного
образа закурил прямую темную трубку. — Проработали сорок точек. Батометр у нас
немного превосходит обычные океанологические — тридцать шесть образцов за
погружение, емкость — тысяча двести кубиков. Выводы отрицательные. Никаких
следов отравляющих веществ. Воздух в прокуренной комнате и то вреднее для
организма. При обычных условиях этих данных хватило бы, чтобы убедить кого
угодно.
Мазур сомневался, что есть вещи, способные убедить в чем-то
иных его здешних знакомцев. Пожалуй, и свидетельство самого Нептуна, всплывшего
на рейде Тиксона, проигнорировали бы…
— Теперь о корабле, — сказал старпом, приглашая Мазура
с Васей, как тех, кого это непосредственно касалось, подсесть поближе. — Со
стопроцентной точностью восстановить картину по показаниям приборов нельзя, но
«Комсомолец», несомненно, переломился пополам. Дно скальное, в обломках породы
— картина для здешних морей классическая. Видимо, угодил на приличную глыбину.
Нос лежит примерно так. А корма примерно вот так… — он быстро набросал на
большом листе схематичные очертания двух половинок: — Чертежи корабля в архивах
раздобыть удалось. Переломился, надо полагать, где-то здесь…
— Весьма любезно с его стороны, — проворчал Мазур. —
Трюмы практически открыты, вспороты, как консервная банка, заходи парадным
шагом… Так, надстройки и помещения… люки, палубные устройства… Груза что, не
было?
— Он разгрузился в Тиксоне. Ну вот, вроде бы все… — Он
вдруг поднял взгляд на Дашу и словно бы вовремя прикусил язык. — Да, все.
Пойдемте?
Когда все направились к выходу, он придержал Мазура за
локоть и тихонько сказал:
— У нас хорошие сонары, и приближение… гм, посторонних
крупных объектов оператор не пропустит. Если по какой-то причине телефонная
связь не будет работать, воспользуемся простейшим способом — гаечным ключом по
ведерку, опущенному в воду. Серия частых ударов будет означать, что плывут…
посторонние.
Мазур кивнул — примитивные способы бывают и самыми лучшими,
стук железом по железу в воде слышен на полторы сотни метров — и сказал:
— Но ежели в этом аспекте… Мне, кроме ножа, ничего
такого не полагается?
— Без приказа, извините, не могу разодолжить… — развел
руками картинно-типичный старпом. — Мы с вами чисто теоретически обсуждаем
разные варианты. Не обижайтесь, право…
— Да что вы, — сказал Мазур рассеянно. — Приказы не
обсуждаются…
