* * *
…Шерстяное водолазное белье. Брюки, куртка со вклеенным
шлемом. Комбинезон, сапожки, пятипалые перчатки. Под шлемом к тому же —
шлемофон, микрофонная коробка подсоединяется к трубке выдоха. Мазур понемногу
обрастал снаряжением, как рыцарь — доспехами или новогодняя елка — игрушками.
Ласты. Пояс с грузами и ножом, помочи, поясная манжета, верхняя манжета, нижняя
манжета, жгут, герметизирующее кольцо, травящий клапан, фиксатор загубника…
Глубиномер, компас, часы. Баллоны. Все. Аквалангист полностью изолирован от
родной и близкой воздушной среды, он уже полностью автономен, как космонавт на
Луне. Матрос подал ему бухточку тонкого пенькового канатика, Мазур присобачил
ее к поясу. Повесил рядом фонарь.
Шлюпку слегка покачивало. Это был еще не конец — предстояли
последние формальности. Мазур стравил лишний воздух из костюма, перевалился
через борт, удерживаясь одной рукой за трап, вытянулся горизонтально, оценил
свою плавучесть. Так и есть, один грузик явно лишний, но это много времени не
отнимет, пряжка пояса так и сконструирована, чтобы расстегиваться моментально…
Рядом проделывал те же манипуляции Вася. Все, исторический
миг грянул… Мазур сделал знак напарнику, оттолкнулся от борта, переворачиваясь
вниз головой, пошел на погружение, держась возле спускового конца, уверенными
гребками выдерживая направление. Мгновенно включились все наработанные
рефлексы, он действовал, как безотказный автомат.
На первых десяти метрах, как обычно и бывает со всеми,
заложило уши, и Мазур привычно продул нос, стравил воздух. Гидрокостюм плотно
облегал тело, казалось, весь мир состоит лишь из гибкой резиновой скорлупы с
живой плотью внутри, а все, что за ее пределами, и не реальность вовсе — туман,
сон, морок… В общем, многие это испытывают.
Брызнули врассыпную какие-то мелкие рыбешки, плоские,
сероватые. На пятнадцати метрах подступила со всех сторон, сомкнулась
зеленоватая мгла. В такой новички и теряют ориентировку, но мы-то люди битые,
нас на такой примитив не поймать… Вася идет хорошо, грамотно идет…
На двадцати восьми метрах стало гораздо светлее — такие
штучки как раз и имеют место в северных морях, с их мутными слоями. Дно
светлое, отражает солнечные лучи, а солнце стоит высоко и волнение минимальное…
Тридцать пять. Глубиномер работает исправно, поскольку —
импортный. Отечественные до сих пор имеют скверную привычку работать точно
только до тридцати, а глубже принимаются чудить.
Вася шел левее, чтобы не шибала Мазуру в физиономию струя
его пузырей. Справа замаячила темная полоса — надо же, молодцы, спусковой конец
они опустили чуть ли не рядом с бортом бедняги «Комсомольца».
Вот и все, они достигли дна, замерли в зеленоватом сумраке.
Видимость была обычная для такой глубины — метров пять-шесть, дальше все
расплывалось, тонуло в тумане. Нужно было все время делать поправку «на зрение»
— под водой предметы кажутся больше, чем они на самом деле, да к тому же словно
бы чуточку смещенными.
Совсем рядом, на границе видимости, сиротливо произрастал
высоченный куст ламинарии, этакий первопроходец, собравшийся исследовать
глубины — широкая буроватая лента, совершенно неподвижно вытянувшаяся меж двумя
угловатыми глыбами породы. Глыб тут было множество, любых размеров, рыбешки
вились вокруг, как комарье.
— Мы на грунте, — сказал Мазур, машинально поправив на
груди разъем телефонного провода. — Спускайте буи, только осторожнее там, чтобы
по темечку не шибануло…
Они ждали несколько минут — и наконец вверху показалось
смутно различимое пятно, неспешно опустилось, превратившись в большой
решетчатый поддон, на котором покоились свернутые бухточками буйрепы
[8]
.
Еще наверху решили не извращаться и не соблюдать инструкции
буква в букву — буйков установили всего четыре, по два на каждую половинку. По
команде Мазура поддон ушел вверх, и они вновь остались одни. Переглянулись,
медленно поплыли вдоль высокого темного борта.
Мазур прекрасно представлял, как должен выглядеть протокол
обследования, и потому мысленно уже сочинял насыщенную казенными оборотами и
техническими терминами бумагу. Крен и дифферент судна (для данного случая
следует употреблять оборот «части корпуса»), границы площади касания, наличие
якорей в клюзах, положение и состояние руля, состояние винтов, наличие и
характер повреждений корпуса, наличие и состояние грунта в трюмах, состояние
надстроек, рубок, люков…
С последним пунктом было предельно просто — кормовая часть
перевернулась вверх дном, и все до единой надстройки попросту сокрушило
многотонной массой железа, смяв в лепешку о скальное дно. «Вообще, работать в
холодных водах одно удовольствие, — подумал Мазур мимолетно, — ни ила, ни
водорослей, ни акул. С незабвенным фрегатом в теплых морях было не в пример
труднее…»
Они проплыли мимо борта, остановились перед черным провалом,
словно две мухи у распахнутого холодильника. В мощном луче подводного фонаря
дико и нелепо лохматилось толстое железо, выгнутое мощным ударом, черными
дырками зияли какие-то оборванные трубы. Мазур достал нож и осторожно постучал
рукоятью по торцу ближайшей. Взвилось тяжелое облачко, крошки ржавчины опали,
исчезли во мгле. Мазур подумал, что так и не уточнил, сколько человек погибло с
«Комсомольцем». Впрочем, сейчас это неважно. Да и скелетов не найти — морская
вода за десятилетия растворила кости без следа. А вот аквалангист…
После короткого обмена жестами Мазур прицепил к поясу
напарника страховочный конец, и Вася, подсвечивая себе фонарем, ушел в глубину
трюма. Белый луч фонаря постепенно тускнел, удаляясь.
Мазур остался ждать, обеспечив себе максимальный комфорт,
какой только можно устроить в такой ситуации — лег на стальной настил трюма,
оперся локтем, сжимая пальцами канат не сильно и не слабо, так, чтобы
почувствовать малейший рывок. Струйки воздушных пузырьков понемногу образовали
под нижней кромкой палубного бимса приличных размеров плоский пузырь, туманно
пульсирующий на пределе видимости. Именно с помощью подобных пузырей лихие
водолазы прежних времен ухитрялись насосаться спиртного под водой. Технология
для понимающего человека проста: водолаз, зайдя в небольшое помещение
затонувшего корабля, где только что отыскал бутылочку, начинает стравливать
воздух из шлема, пока под потолком не образуется пространство, где можно
дышать. Выныриваешь туда, отвинчиваешь шлем и хлебаешь из горлышка, сколько
душе угодно. Нырнул трезвым — вынырнул пьянехонек, этот трюк еще в царские
времена освоили…
Переменил позу — лежать так на твердой пайоле
[9]
было все
же неудобно. Присел на корточки. Как ни присматривался, не смог разглядеть в
глубинах трюма свет фонаря. На всякий случай дважды дернул трос, и тут же
получил в ответ тройное подергивание, означавшее, что у напарника все в
порядке.
