— Интересная газета?
— Мне нравится.
— А можно узнать, как вас зовут?
— Джин. Джин Бейкер.
— Джин… — задумчиво произнес Мазур. — Имя красивое, но
вам, по-моему, больше подходит «Джен». Сам не знаю, отчего мне это в голову
взбрело…
— А вы?
— Простите?
— А вас каким ветром сюда занесло?
«Девочка слегка опамятовалась, — понял Мазур. — Она всегда
была не из робких. Не похоже, чтобы боялась. Удивлена, конечно, в меру
ошарашена, но страха не просматривается… Легально здесь, выходит? Но какого
черта тут понадобилось ФБР?»
— Я здесь работаю, — сказал он. — На гидрографическом
судне.
— А можно узнать, как вас зовут?
— Микушевич, — сказал он.
— Это имя или фамилия?
— Фамилия, — сказал Мазур. — А имя — Владимир.
— Владимир… — задумчиво произнесла она. — Имя красивое,
но вам по-моему, больше подходит «Кирилл». Сама не знаю, отчего мне это в
голову взбрело…
— Вот теперь я вижу, что напрасно решил, будто у вас
какие-то проблемы… — ухмыльнулся Мазур. — Но сначала…
Его довольно бесцеремонно похлопали по плечу. Сердито
обернувшись, Мазур увидел мрачно-грозного милицейского лейтенанта. Обнаружил,
что Кацуба, стоя, расплачивается с официанткой.
— В чем дело? — спросил Мазур, отнюдь не
возрадовавшийся появлению нового лица — беседа начинала принимать интересный
оборот.
— Гражданин Микушевич?
— Ну.
— Пройдемте.
— Куда?
— Пройдемте, — веско повторил лейтенант свою магическую
формулу. — Вон, начальник ваш уже собрался…
— Извините, мисс Бейкер, — сказал Мазур насколько мог
непринужденно. — У меня внезапно обнаружились срочные дела… но я надеюсь, мы
еще увидимся?
Она холодно кивнула с видом английской королевы, к которой в
окно Букингемского дворца заглянули два ханыги и принялись просить штопор:
— Возможно, мистер Микушевич…
* * *
…Насильственная смерть всегда нелепа и тягостна. Особенно
когда она внезапно настигает тех, кого ты час назад видел живым и веселым. Тут
уж душа переворачивается вовсе мучительно…
Они так и лежали рядышком на грязноватом брезенте, который
кто-то догадался подстелить на бетонный пол морга, — Света, чьей настоящей
фамилии Мазур так и не знал, в распахнутом модном плаще, вишневом платье и
пестром шарфике, и здоровяк Гриша-Нептун, на которого людям непривычным лучше
было не смотреть, — попавшая в затылок пуля проделала выходное отверстие пониже
глаз… Лицо Светы, удивительно спокойное — так бывает с настигнутыми пулей
неожиданно и умершими мгновенно, — оказалось нетронутым, ей прилетело под левую
лопатку, в сердце, и на вишневом пятно крови казалось попросту темным.
— Ну, и какие у вас будут соображения? — начальник
местного угро, тот самый здоровенный капитан Жечкин, уставился на Кацубу без
всякой приязни.
Бородатенький интеллигент, потрясенный увиденным до
последней степени растерянности, жалко и беспомощно пожал плечами:
— Какие тут соображения… простите… — он старательно
подавил приступ рвоты. — Можно, мы отсюда уйдем?
— Ну, давайте, — капитан первым вышел в мрачный
прохладный коридор. Где-то поблизости бубнили два пьяных голоса — здешние
работнички (Мазур не помнил, как они называются) выясняли какой-то неотложный
производственный вопрос, спорили, чья очередь что-то там делать. У входной
двери торчали два сержанта, откровенно дожидаясь, когда им разрешат отсюда
убраться.
— Какие же тут соображения… — промямлил Кацуба. — Кто
ее так?
Капитан смотрел на него исподлобья, Мазура он словно бы и не
замечал.
— Ищем, гражданин Проценко, ищем… Вы опознали того
человека?
— Господи, да у него и лица-то нет…
— А такая фамилия — Соловаров — вам что-нибудь говорит?
— Впервые слышу.
— А — Нептун?
— Ну… морской бог…
— Что она делала на улице во втором часу ночи?
— Представления не имею, — убитым голосом сознался
Кацуба. — Вы поймите, она, собственно, к моей группе отношения и не имела,
просто поехала с нами, как журналистка… Где она бывала, с кем знакомилась, не
мое дело…
— Значит, никаких соображений у вас нет?
— Помилуйте, какие соображения? Ужас, что же это…
Сначала Роберт, теперь она… Ограбили?
— Насколько я помню, покойного Шишкодремова никто не
грабил, — сказал капитан. — А что до гражданки Шваровой… Знаете, никто ведь не
слышал выстрелов. С глушаком был стволик-то, скорее всего… Так-таки вам мне и
нечего сказать, Михаил Иванович?
— Решительно не представляю…
— А вам?
Мазур пожал плечами.
— Мешков! — позвал капитан одного из сержантов. —
Отвези назад в гостиницу… этих. Чтобы новых трупов не было. А утречком, Михаил
Иванович, уж будьте ласковы, оторвите время от ученых трудов, зайдите ко мне.
Полагается с вас показания снять, такой порядок…
Он смотрел с неприязнью, которой ничуть не собирался
скрывать. Мазур, чувствуя себя скверно, торопливо направился следом за майором,
спеша уйти и от здешнего запаха, и от вынужденного их терпеть (теперь в этом
нет сомнений) капитана, не склонного, однако, проявлять хоть минимум
дружелюбия, и от мертвой женщины, с которой провел ночь по обязанности, но все
равно сердце щемит от смертной тоски…
Сержант, простяга, ни о чем таком не подозревал — всю дорогу
до гостиницы просвещал их, рассказал, каким крутым был покойный Нептун (не без
некоторой завистливой горделивости болтал, словно хвастался городской
достопримечательностью), гадал, что же теперь будет, известно ведь, что свято
место пусто не бывает… Они молчали в тряпочку, отделываясь междометиями.
Словоохотливый сержант укатил, оставив их возле входа. Из
ресторана все еще доносилась музыка, там догуливали.
— Ну, хватит, — щеря зубы, тихо сказал Кацуба. —
Готовься. Завтра утречком делаю наш ход…
— Какой?
— Тряхнем слухачей, — сказал майор. — Светка же давно
вычислила, где они обосновались. Прямо над твоим номером, чтобы далеко не
ходить. Посмотрим, если будут дома, подержим за вымя… Пора и мне обидеться…
— А начальство? Как посмотрит на такой оборот?
— Не тушуйся, — грубовато сказал Кацуба. — Мне виднее,
когда следует просить санкцию, а когда и самому… Пошли.
За стойкой никого не было. Оглядевшись, Мазур увидел в углу
приотворенную дверь, откуда падал лучик света, направился туда. Издали услышал
всхлипывания.
