— Мы так и не нашли л о г о в о, — словно бы даже с
некоторой мягкостью сказал Паша. — Половину группы потеряли, засветились,
попали в угол…
— Угол — это еще не стенка, — сказал Кацуба. — Ладно.
Топай в машину и жди нас, мы быстренько соберемся…
Паша пробурчал что-то нечленораздельное, но послушно вышел.
— Неприятности, или мне знать не полагается?
— А, чего там… — бодро откликнулся Кацуба. — Горовой —
это тот организм, что был у Гоши за шофера, когда нас встречали. Дело даже не в
том, что он в некоторых отношениях — страшная дешевка, а в том, что сюда попал
не без моей помощи. А он Христову заповедь насчет правой щеки никогда не
соблюдал. И если появится возможность подложить свинью, будь покоен, не
упустит. Ладно, ты-то тут ни при чем, твое дело десятое. — Он вздохнул: —
Конечно, неплохо было бы победить — красиво, ярко, звонко, оружьем на солнце
сверкая… А! Укладывайся живенько, я мигом обернусь…
Глава 23
Все еще во мраке
Он успел сделать только шаг к двери — в нее энергично постучали.
Одним движением выхватив пистолет, Кацуба прянул вбок, щелкнул пальцами.
Сообразив, Мазур направил на дверь фонарик, держа его в левой руке, высоко над
головой.
— Не заперто! — крикнул майор.
Дверь открылась медленно, словно стоявший в коридоре заранее
знал, что обитатели номера настроены крайне недоверчиво ко всему остальному
миру. В тускнеющем с каждой минутой луче фонарика Мазур увидел милицейского
подполковника, знакомого по кратковременной отсидке в КПЗ. На сей раз, правда,
подполковник выглядел вполне выспавшимся, полным энергии, но отнюдь не
исполненным дружеского расположения. За его спиной в коридоре вроде бы никого
не было.
Мазур отвел фонарик, направив луч в пол. Подполковник, в
свою очередь, посветил внутрь номера своим фонарем, гораздо более ярким,
удовлетворенно хмыкнул при виде Кацубы:
— А, и вы здесь, товарищ доцент… Совсем хорошо. Войти
позволите?
— О чем разговор, — гостеприимно посторонился майор. —
Заходите, садитесь, кофейку предложить не можем по причине отсутствия
электричества…
Подполковник, двигаясь чуть грузновато, освещая себе дорогу,
прошел к столу. Сел, снял фуражку, положил ее на колено:
— Вот кстати… Интересно, вы уже знаете, почему нет
света?
— Наслышаны, — осторожно сказал Кацуба.
— И какие у вас соображения на этот счет?
— А у вас?
— Не надо бы так…
— Честное слово, я и не собираюсь обострять, — сказал
Кацуба. — Просто интересуюсь.
— Ну, а на моем месте какие у вас были бы соображения?
— Трудно сформулировать в нескольких словах, — серьезно
сказал Кацуба.
— Хорошо подмечено… Так вот, Михаил Иванович или как
вас там… Положение у меня хуже губернаторского. Вашу машину нашли на месте
происшествия, знаете уже?
— Вот только нас там не было. Запросите пограничников.
— Запрашивал уже.
— И какие же отсюда выводы?
— А меня не интересуют выводы! — подполковник
пристукнул ладонью по столу. Повторил тише: — Не интересуют… Откровенно говоря,
на все ваши игры мне глубоко плевать. Хотя бы оттого, что я о них представления
не имею, а потому не могу решить, серьезным делом вы занимаетесь или просто
крутите какие-то интриги…
— Любопытно, — тихим, недобрым голосом сказал Кацуба. —
По-вашему, то, что с нами происходит… то, что здесь вообще происходит, похоже
на интриги?
— Не в том дело! — резко ответил подполковник. — Не
знаю, в каком вы звании, мне, собственно, наплевать… Я хочу, чтобы вы поняли
мою точку зрения, мою позицию. В конце-то концов, у меня есть свое начальство,
и именно оно с меня будет спрашивать за все, что здесь уже успело произойти. И я,
как легко догадаться, не смогу в оправдание ссылаться на то, что здесь,
изволите ли видеть, занимались своими непонятными делишками бравые ребята из
Министерства обороны… Любой мне скажет, что это не оправдание, и будет прав. За
все убийства спросят с меня. За все беспорядки, за сегодняшнюю грязную историю
с повреждением ЛЭП, за странную смерть иностранного подданного, да мало ли? Вы
просто притягиваете всевозможные происшествия, как громоотвод — молнии… Меня
убедительно просили вас не трогать — и я не трогал. Даже теперь. По-моему, вам
не на что жаловаться? Вот видите… Но терпение у меня лопнуло.
— И в чем это будет выражаться?
— В том, что ваше дальнейшее пребывание в городе,
тысячу раз простите, считаю ненужным, — терпеливо объяснил подполковник. — Чем
вы здесь занимаетесь, не мое дело, я и не стремлюсь лезть в ваши секреты, но
хочу избавиться от источника неприятностей. Вам не кажется, что для человека в
моем положении это вполне естественное желание?
— С одной стороны… С другой — есть у нас свои обязанности…
— Знаете, я тоже не мальчик, — сказал подполковник. — И
у меня хватает ума, чтобы сообразить: вы, простите, бездарно провалились.
Профессионалу это понятно…
— Извините, но я попросил бы снять слово «бездарно»…
— Ох, что за мальчишество…
— Честь мундира.
— Ну, хорошо. Не бездарно. Однако — провалились. Вам
все равно не работать в городе… И в этой связи у меня будет… скажем честно,
даже не предложение — ультиматум. Коли уж вам так необходимо здесь оставаться
после всего случившегося — извольте перебраться, скажем, к пограничникам. Можно
без всякого труда перевести ваш корабль к девятому пирсу — туда до сих пор
практически невозможно попасть посторонним, территория огорожена и охраняется,
там стоят пограничные суда… А в городе я вас убедительно попрошу отныне не
появляться. Давайте не будем ходить вокруг да около… Если кто-то из вас
появится в Тиксоне — возьмем за шиворот и отправим в Шантарск с первым же
самолетом. У меня, повторяю, свое начальство, оно меня, питаю надежду, поймет…
— В самом деле, ультиматум… — задумчиво сказал Кацуба.
— Вот только вы немного опоздали, подполковник. Мы и сами собираемся покинуть
ваш гостеприимный город, как раз собирали чемоданы…
— Серьезно?
— Абсолютно.
— Тем лучше. У меня внизу машина…
— Ничего, машина у нас есть своя, — сказал Кацуба. —
Как-нибудь доберемся…
— Поверим… — он поднялся, надел фуражку. — Надеюсь, вы
поняли, что я говорил предельно серьезно. Я оставлю в вестибюле сотрудника, он
присмотрит, чтобы с вами ничего по дороге не случилось… Всего наилучшего.
Он прошел к двери, столь же тщательно освещая себе дорогу.
Уже в коридоре вежливо посторонился, пропуская Пашу, кивнул: — Вижу, в самом
деле торопитесь…
И аккуратно притворил дверь. Паша, шумно переводя дыхание,
сообщил:
