— Мужики! Вы чего мимо? Печень, что ли, не позволяет?
— Какая, нахер, печень! — крикнул Кацуба, ускоряя шаг.
— Танки идут, вы что, не слышите? Ментам на подмогу!
Сзади озадаченно умолкли, пытаясь, видимо, прислушаться к
грохоту гусениц. Самое смешное, что майор накликал на свою голову. Свернув за
угол, танков они, правда, не увидели, но поперек улицы, светя фарами, грузно
разворачивался огромный «Урал» с брезентовым верхом, и через задний борт уже
прыгали солдаты, кто-то распоряжался. Троица кинулась назад, пока не заметили.
Снова свернули в проходные дворы — в таких случаях никто особо не станет
разбираться, не помогут и удостоверения, прикладом по хребту схлопочешь раньше,
чем успеешь объявить о своей сопричастности к славной российской армии…
— Стоп! — радостно объявил Кацуба. — Чего нашел!
Он обошел вокруг «Жигулей» темного цвета, хозяйственно
попинал колеса, отобрал у Паши фонарик, посветил внутрь, присмотрелся и
заключил:
— Сдается мне, поедет… У кого перочинник?
Повозившись немного, он распахнул дверцу. Мазур по привычке
ожидал остервенелого воя сигнализации, но машина безмолвствовала — пока они
залезали, пока Кацуба, копаясь под приборной доской, соединял провода.
Отчего-то охватило покойное чувство безопасности — казалось,
они обрели дом, хоть и крохотный. Заскрежетал стартер, мотор довольно быстро
завелся, и Кацуба, включив фары, выехал со двора.
— Хамим… — покачал головой Паша.
— Есть вариант получше? — хмыкнул Кацуба. — Не пешком
же десять верст топать? Давай руководи, штурман…
Он лихо вел машину, срезая углы, объезжая болтавшихся
посреди улицы пьяных, заранее сворачивая в переулки, стоило впереди замаячить
милицейским мигалкам, мурлыкал громко:
Ще не вмерла Украина,
И слава, и воля,
Ще нам, браття-молодци,
Усмихнетця доля…
Душу, тило мы положим
За свою свободу
И покажем, що ми браття
Козацького роду…
— Слушай, козаче… — напряженно отозвался с заднего
сиденья Паша. — Скоро уже выезд из города, если там патруль…
— То у нас там спросят документы… — подхватил Кацуба. —
А у нас их для тачки-то и нету… Ладно, чуть что — головы пониже.
Он затормозил, вылез, сзади послышался звон стекла.
— Что это он?
— Подфарники бьет, — догадался Мазур.
Действительно… они издали увидели мигающий синий маячок,
потом в лучах фар показался развернутый носом к городу «уазик», перекрещенные
матово блеснувшими белыми ремнями милиционеры.
— Держись, орлы… — сказал Кацуба.
Он резко сбросил скорость, повинуясь сигналу жезлом, включил
правый поворот и стал аккуратненько притирать машину к обочине. Резко нажал на
газ, машина прямо-таки прыгнула вперед, вильнула, чтобы не сбить бросившегося в
сторону гаишника, на миг Мазуру показалось, что правые колеса отрываются от
земли — и в ближнем свете фар замелькали колеи, пучки невысокой травы, рытвины,
машину подбрасывало так, что они колотились макушками о крышу, мотор ревел,
померещилось даже, что «жигуленок» несется кенгуриными прыжками…
— Что там? — заорал Кацуба, подпрыгивая, вцепившись в
руль.
— Катят! — крикнул в ответ Мазур, ухитрившись
обернуться. — Мигалка следом, но далеко!
Кацуба прибавил газу, хотя они и так неслись чуть ли не со
скоростью крылатой ракеты. Мазур не мог не оценить виртуозности, с какой майор
несся по разъезженным колеям. Далеко позади послышалось вытье сирены — как
будто погоня всерьез подозревала, что дичь дисциплинированно остановится при
этих грозных звуках. Наплевать, главное — не успели сразу открыть пальбу, а
теперь и пытаться нечего, разрыв приличный, не попадут при любом раскладе…
Остававшиеся до порта километры преодолели, казалось, в
полминуты, перед воротами Кацуба сбросил скорость, и после бешеной гонки показалось
сначала, что машина ползет по-черепашьи. Миновав вахтерку, снова помчались,
лавируя меж начавшими прирастать к рельсам кранами, кучами мусора и железными
бочками, брошенными в самых неподходящих местах.
— Ну, все, — сказал Кацуба, резко затормозив. — Дальше
пешочком, без помпы…
Он отвел «жигуленок» в сторону, спрятав его за штабелем
бочек, тщательно протер платком баранку, и они рысцой, то и дело оглядываясь,
припустили к девятому пирсу, где даже ночью можно было без труда определить,
что «девятка» являет собою оазис относительного порядка и некоторого
процветания: над оградой светились призрачно-белым гроздья прожекторов, ворота
закрыты наглухо, а из освещенной сторожки показался хмурый охранник,
оказавшийся трезвехоньким и при нагане.
Правда, он изрядно поворчал, бдительно разглядывая все три
пропуска, но пропустил, когда пропуска подкрепили удостоверениями. Поднимаясь
на крылечко, они еще успели увидеть, как позади, меж кранами и бочками,
суетится милицейская машина.
Пройдя еще метров триста вдоль пирса, с несказанной радостью
узрели «Морскую звезду» и почувствовали себя дома.
Глава 24
Под высоким Андреевским стягом…
Кацуба не находил себе места — размеренно кружил вдоль стен,
как зверь в клетке, и Мазур стал опасаться, что у него рано или поздно
закружится голова. Однако из субординации не лез с репликами, изображая, как
писали в старинных театральных программках, персонажа «без речей». Он вполне
понимал, что гнетет майора, у самого на душе было неспокойно.
Шантарск молчал. Радист «Морской звезды» все последние
полчаса пытался связаться с радиостанцией глаголевского ведомства, но ответа не
получал, как ни старался. Нутром военного Мазур чувствовал, что это
ненормально, что такого просто не может быть: в мирное время, если не произошло
ни природных катаклизмов, ни глобальных перемен, радиостанция обязана хотя бы
подтвердить прием, радисты несут дежурство круглосуточно, обязаны существовать
запасные передатчики, правила на случай неожиданностей…
— Классическая фраза, — сказал Кацуба, продолжая
кружить. — «Из-за всех этих хлопот и перемен никто не вспомнил о разведвзводе…»
Не помнишь, откуда это? Какой-то роман…
— Не помню, — сказал Мазур. — Хотя в голове что-то
вертится…
— Сходить в радиорубку, что ли?
— Сходи, — столь же безучастным тоном откликнулся
Мазур, видя, что от него ждут моральной поддержки хотя бы в виде бесцельного
сотрясения воздуха звуковыми колебаниями, или, выражаясь не столь заумно,
полагается хоть что-то вякнуть.
Кацуба подумал, развернулся к двери, потоптался еще пару секунд,
но все же вышел. Мазур уставился в иллюминатор. По его внутреннему убеждению,
дела шли не столь уж плохо — само по себе это молчание еще ничего страшного не
означает, потому что не связано с незамедлительным принятием решения. Бывает
хуже — когда остаются считанные минуты, вот-вот должен поступить приказ в
недвусмысленных формулировках «или-или», но радист, зажавший ладонями наушники,
застыл соляным столбом, и внутри все вымерзает от яростного ожидания. Как на
его первой настоящей а к ц и и — когда они сидели на третьем этаже иссеченного
осколками здания, вода в канале то и дело взлетала фонтанами от снарядов
малокалиберных пушек, атакующие подошли настолько близко, что среди автоматной
трескотни явственно различался яростный рев «Джой Бангла», один шальной
броневик уже прорвался в порт и носился меж пакгаузами, паля во все стороны,
уворачиваясь от лупивших по нему гранатометчиков. Водяной держал палец на
кнопке, а в углу хрипел раненый часовой, которого никто не спешил добивать,
потому что все боялись пропустить сигнал. Черный юмор был в том, что они-то как
раз играли на стороне атакующих, а не обороняющихся — о чем обе стороны и не
подозревали — и рвануть без приказа заложенные заряды было никак невозможно: в
последний миг могло оказаться, что надлежит не взрывать, а воспрепятствовать
взрыву. А потом оттуда еще предстояло выбраться так, чтобы ни одна живая душа
не узнала о непредусмотренных правилами игры фигурах, тенями промчавшихся по
доске.
