Он, не тратя больше времени на перебранку, повернулся к
человеку с кожаной папкой. Тот, правильно истолковав немой призыв, шагнул
вперед, как-то удивительно ловко оттеснил в сторонку мэра, подхватил Мазура и
Кацубу под руки:
— Отойдемте, господа офицеры… Капитан Рузаев,
уполномоченный местного отделения ФСБ.
— Очень приятно, — сказал Кацуба. — Наручники принесли?
Капитан поморщился:
— Ребята, давайте поговорим, как свои люди… Без
кипировок. Все мы, в конце концов, офицеры….
— Ну, и как вам глянутся, на офицерский взгляд, эти вот
монстрики? — поинтересовался Кацуба. — Не бойтесь, я вас демократам не заложу…
— Майор, давайте по-деловому…
— Давайте, — согласился Кацуба.
— Вы прекрасно знаете, сколько вокруг вас наворочено
грязи…
— Наслышан.
— Половина вот этих, — он показал на стеклянные очи
камер, — из Москвы. Прилетели с депутатом. Вон тот и тот — западные
корреспонденты. По телевизору, по первой программе, уже прошла первая
информашка о здешних треволнениях… Оно вам надо? Вы, по-моему, действительно
собирались отплывать?
— А что, намерены препятствовать? Между прочим, в
момент диверсии на ЛЭП…
— Я уже знаю, где вы в тот момент находились, —
раздраженно бросил капитан. — И все равно вокруг вас нагнетается нездоровый
ажиотаж, наше начальство оборвало телефоны, теперь еще и этот столичный десант…
— Вам тоже тяжело, — кивнул Кацуба с непроницаемым
лицом. — Я понимаю.
— Майор, бросьте вы… Этот не отцепится. Можете вы взять
его в рейс? Показать судно? Пусть убедится, что никакого оборудования для
подъемных работ у вас нет…
— Вы думаете, удастся ему это доказать? — серьезно
спросил Кацуба.
— Постарайтесь. Это в ваших же интересах. Вся эта
история, признаюсь по секрету, получила в столице огромный резонанс,
разворачивается грандиозный скандал. Я не буду перечислять всех, кто
витийствует, мечет громы и молнии, вам это, в конце концов, вряд ли интересно…
— Я и сам могу составить примерный списочек.
— Тем более, — сказал Рузаев. — Вы, насколько я
понимаю, далеко не закончили работу? Вам еще придется пробыть здесь какое-то
время… И ваше начальство, сдается мне, вряд ли обрадуется, если вы попадете под
следствие… Я вполне серьезно, майор. Вы можете попасть под следствие. Хотите,
выдам вовсе уж келейную тайну? На высоком уровне готовятся решения об удалении
отсюда базы и создании того самого экологического заповедника. Вас может
затянуть в водоворот грандиознейшей межведомственной склоки…
— Ладно, — сказал Кацуба. — Я приведен в нужное
состояние, открыт для убеждения…
— Покажите ему все документы по вашим работам, возьмите
с собой, пусть созерцает с умным видом. Москва нас просила оказать все
возможное содействие…
— Да бога ради, — сказал Кацуба. — Я-то думал, вы нечто
жуткое попросите… Только баш на баш — уберите с борта этого идиота, олдермена
засраного… Уж его-то я выносить не в состоянии.
— Ну, это нетрудно… Значит, договорились?
Он шагнул к мэру, ухватил его за локоток, отвел к борту и
принялся что-то втолковывать. К удивлению Мазура, мэр не перечил — видимо,
гэбешник с ходу выдумал какое-то невыносимо важное дело, требовавшее их
присутствия в Тиксоне. Что-нибудь в этом роде. Вскоре мэр, в свою очередь
пошептавшись со стариком, шагнул в сторону трапа.
— Итак, все уладилось, господин депутат, — словно бы
радостно сообщил Кацуба. — Сейчас мы снимаемся с якоря. Планируется погружение
к затонувшему судну под названием «Ладога». Я ужасно извиняюсь, но у нас просто
не хватит места, чтобы взять с собой всех этих господ… — он указал на
журналистов, снимавших мэра, гордо сходящего с трапа с таким видом, словно он
только что принял капитуляцию «Морской звезды». — Самое большее — парочку. Вас
устраивает? Или, быть может, боитесь с нами отправиться?
— Молодой человек, я вас и при Советской власти не
боялся! — гордо заявил старик.
— Следовательно, я могу командовать отправление? Ах да,
четвертая власть… Вон тот и тот вас устроят?
— Устроят, — величественно кивнул депутат.
Кацуба повернулся к старпому:
— Степан Ильич, пригласите вон тех молодых людей и
можем отваливать…
Глава 26
Океан
— Настроение пакостное, — сказал Кацуба. — Так и давит…
Мазур покосился на него — и промолчал. Хотя сам давно уже
испытывал схожие симптомы: голова была тяжелая, сердце прямо-таки сводило от
тупой, трудно поддававшейся определению тоски. Вот именно, что давит. Лучшего
слова не подберешь. Он слишком долго занимался войнами, пусть и необъявленными,
к тому же прекрасно знал историю войн прошлых, случившихся задолго до его
рождения. И помнил, как часто подобное состояние души оказывалось не признаком
повышенной мнительности, а вполне реальным предвестником предстоящего
несчастья. Наверняка и Кацуба, поделись Мазур с ним своими мыслями, подыскал бы
не меньше многозначительных примеров — он ведь тоже профессионал. Пятьдесят лет
необъявленных войн — и контракт на весь срок…
Только ни к чему это — делиться хворями. Ничего изменить
нельзя, в море выходить так или иначе придется. У Кацубы на лице написано, что
приказ выполнять он будет, как бы ни давило под ложечкой…
И правильно. Мазур сам бы так поступил. Но до чего на душе
муторно… Еще и оттого, что погода прекрасная, сияет солнышко, мириады бликов играют
на воде, от «Достоевского» доносится бравурная музыка импортного происхождения,
и на нижней палубе кишмя кишит ярко одетый, раскованный народ, охваченный
радостным предвкушением приятного путешествия…
— А мы чужие на этом празднике жизни, Киса, — сказал
Кацуба, словно прочитав его мысли. — Обрати внимание на объект, во-он на ту —
синий низ, белый верх. Какие ножки, какие грудки, и ведь трахает же кто-то…
— Надо полагать, — безразлично отозвался Мазур.
— Американочки не видно?
— Что-то не видать.
— Рыжей я тоже не наблюдаю.
— А не могла она тебе подвесить дезу? — спросил Мазур.
— И нет ее сейчас на «Достоевском», вообще туда не собиралась…
— Могла, конечно, — подумав, кивнул Кацуба. — Ну, а что
прикажешь делать? Ежели не на чем ее приловить… Остается выполнять последний
приказ, пока не будет отменен предыдущий.
Мазур оглянулся — два матроса убирали трап, третий возился с
причальным канатом. Давящая тоска никак не проходила.
— Честно говоря, не пойму, почему мы до сих пор живы, —
вдруг признался он. — По всем раскладам давно следовало бы нас прикончить. До
главной разгадки не докопались, но все равно, чересчур много знаем…
