Говард снисходительно покачал головой:
— Ты не поймешь, Линдси.
— А ты попробуй.
— Нет! — отрезал он. — Разговор закончен.
Кит был прав. Он спокойно пригладил растрепанные волосы, допил последний глоток колы и улыбнулся, будто принимая заслуженные аплодисменты. Мне хотелось согнать с его лица эту гнусную улыбку. Столько смертей, столько крови и никаких причин? Почему он ни, словом не обмолвился о своих мотивах?
Но все-таки успех налицо. С арестованного сняли отпечатки пальцев, записали его в журнал, сфотографировали, заковали в наручники и отвели в КПЗ, чтобы позже отправить под конвоем в Сан-Франциско.
В коридоре я остановила Старка.
— В чем дело, Боксер? Где твоя счастливая улыбка?
— Шеф, мне это не нравится. Он выгораживает кого-то. Я уверена.
— Это только гипотеза. И знаешь что? Я верю этому парню. Он говорит, что гораздо умнее, чем мы считали? Вот и хорошо. Я согласен видеть в нем того ловкого и хитроумного преступника, каким он хочет казаться.
Я усмехнулась.
— Какого черта, Боксер? Он признался. Расслабься. Птичка сидит в клетке. Прими мои поздравления, лейтенант. Отличная работа. Замечательный допрос. Теперь все закончено. Слава Богу, мы его поймали!
ГЛАВА 131
Я спала так крепко, что, когда меня разбудил телефон, решила, будто нахожусь в Канзасе. Я нащупала трубку.
— Алло? — прохрипела я.
— Линдси, это я. Прости, что так рано.
— Джо? — Я пододвинула к себе часы: цифры в темноте показывали 5:15. Мое сердце сжалось от тревоги. — Что-нибудь случилось? С тобой все в порядке?
— Да, нормально. — Голос Джо, как всегда, звучал рассудительно и мягко. — А вот у твоего дома собралась толпа.
— Ты наблюдаешь за мной через спутник?
— Нет, просто включил телевизор.
— Подожди-ка, — пробормотала я.
Я подошла к окну и приподняла краешек шторы. На лужайке расположились репортеры. Команды операторов тянула кабели к фургонам телевизионщиков, которые выстроились вдоль дороги.
— Да, я их вижу, — сообщила я, опустив штору. — Меня окружили. Вот черт!
Я опять забралась в постель и прижала к уху телефон, надеясь почувствовать Джо как можно ближе, — например, где-нибудь в соседнем городе.
Минут двадцать мы болтали, обмениваясь через трубку поцелуями и строя планы насчет того, что мы будем делать, когда я вернусь в город. Затем я слезла с кровати, наспех оделась, подкрасилась и вышла на крыльцо.
Репортеры сразу бросились ко мне и сунули под нос охапку микрофонов. Щурясь на яркий свет, я объявила:
— Простите, парни, если вас разочарую, но комментариев не будет. Это дело шефа Старка, так что обращайтесь к нему. Пока, ребята!
Я шагнула обратно в дом и захлопнула дверь под шквальным огнем вопросов. Смеясь, я задвинула засов и выдернула телефонный шнур. Потом направилась снимать свои записи с пробковой доски в детской, но тут в спальне зазвонил мой мобильник — это были Синди и Клэр.
— Все закончено, — сообщила я, повторив слова Старка. — По крайней мере, так мне говорят.
— А что происходит на самом деле, Линдси? — недоверчиво спросила Синди.
— Вижу, тебя не проведешь.
— Да уж. Так в чем дело?
— Не для протокола. Наш парень чертовски гордится, что попал в зал славы великих психопатов и маньяков. Но я не уверена, что он это заслужил.
— Он признался в убийстве «Джона Доу № 24»? — поинтересовалась Клэр.
— А, вот и еще одна умница, — улыбнулась я. — Привет, пташка.
— Ну так что?
— Нет, он не признался.
— Как это понимать?
— Сама не знаю, Клэр. Мне всегда казалось, что тот, кто убил Джона Доу, расправился и с остальными жертвами. Вероятно, я ошиблась.
ГЛАВА 132
Мы с Мартой устроились на заднем сиденье патрульной машины — место, где мне приходилось бывать нечасто. Опустив окно, я расстегнула пуговицы на крутке и следила за тем, что происходит на Мэйн-стрит. В каждом переулке мелькали репетирующие уличные оркестры, компании бойскаутов и пожарников, которые превращали грузовые платформы в передвижные сцены. Люди на приставных лестницах развешивали над дорогой транспаранты и иллюминацию, с каждого фонаря свисали праздничные флаги. В воздухе витал запах горячих сосисок. Наступило Четвертое июля.
Мой новый приятель, офицер Нунан, забрал нас у входа в полицейский участок, где Старка окружила гигантская толпа журналистов и зевак.
Пока я пробивалась к автомобилю, из подъезда появился майор Хефернон — в шортах-хаки, белой тенниске и нахлобученной на лысину рыбацкой шляпе. Пожав мне руку, он сказал:
— Надеюсь, вы всегда будете проводить свои отпуска в Халф-Мун-Бэй, лейтенант. — Он постучал по микрофону, и толпа на площади затихла. — Минутку внимания. Я хочу поблагодарить всех, кто сюда пришел. Сегодня у нас День независимости. — Голос майора дрогнул от волнения. — Мы опять свободны — для мирной и спокойной жизни. — Он поднял руку, чтобы остановить аплодисменты. — Дамы и господа — начальник полиции Питер Старк.
Шеф вышел на площадку в полной полицейской форме — с начищенными пуговицами, сияющей бляхой и пистолетом в блестящей кобуре. Когда он пожал руку Хефернону, его губы дрогнули и расплылись в улыбке. Он прочистил горло и склонился к микрофону:
— Мы арестовали человека, подозреваемого в ужасных преступлениях, которые терроризировали жителей нашего города. Он во всем признался.
Публика ответила ему восторженными криками, кое-кто даже пустил слезу. Из толпы выбежал мальчишка и протянул шефу бенгальский огонь.
— Спасибо, Райан. Этот малец — мой сынок, — растроганно объяснил Старк. — Подожди немного, ладно?
Он прижал к себе ребенка и, положив руку на его плечо, продолжил речь.
Старк сказал, что полиция выполнила свою работу, и теперь все зависит от прокуратуры и судебной власти. Он поблагодарил меня за «неоценимую помощь, оказанную следствию», и под дружный смех публики передал своему сыну ленточку с медалью. Один из патрульных подержал бенгальский огонь Райана, пока тот вешал медаль на шею Марты.
Это была ее первая награда.
— Хорошая собачка, — улыбнулся шеф.
Старк поименно перечислил всех награжденных сотрудников из его команды и выразил общую благодарность полиции штата, остановившей «преступника-одиночку, отнимавшего жизни у невинных граждан».
Что касается меня, то поимкой убийцы я полностью восстановила свою репутацию. Я снова стала «чертовски хорошим коном». Моей радости мешало лишь одно — тревожное чувство, шевелившееся где-то в сердце. Оно вело себя точь-в-точь как мальчишка Старка, который размахивал игрушкой и тянул за рукав отца, требуя внимания.
