Через пять минут он подходит ко мне и протягивает трубку.
— С тобой хочет поговорить Рэй, — сообщает он с опаской.
Из моего тела мгновенно улетучивается весь воздух. Я беру трубку и накрываю ладонью микрофон.
— Ты сказал ему! — шиплю я. Кристиан кивает и таращит глаза при виде моего явного огорчения.
Черт!.. Я набираю в грудь побольше воздуха.
— Привет, пап!
— Кристиан только что спросил меня, может ли он жениться на тебе, — говорит Рэй.
Долгое молчание; я отчаянно подыскиваю слова. Рэй, как всегда, тоже молчит, и я не могу понять его реакцию на такую новость.
— И что же ты ответил? — хрипло спрашиваю я.
— Я ответил, что хочу поговорить с тобой. Все так неожиданно, тебе не кажется, Энни? Ты знакома с ним совсем недавно. Нет, он приятный парень, умеет ловить рыбу… Но так скоропалительно? — Его голос звучит спокойно и размеренно.
— Да. Все внезапно… Подожди.
Я торопливо выхожу из кухни, подальше от обеспокоенных глаз Кристиана, и иду к огромному окну. Двери на балкон открыты, и я выхожу на солнце. Я не могу подойти к краю. Слишком высоко.
— Я понимаю, все неожиданно и вообще. Но я… ну, я люблю его. Он любит меня. Он хочет жениться на мне, и больше мне никто и никогда не будет нужен.
Я смущаюсь при мысли о том, что это, пожалуй, самая интимная беседа, какая когда-либо была у меня с моим приемным отцом.
Рэй молчит, потом спрашивает:
— А матери ты уже сказала?
— Нет.
— Энни, я понимаю, он богатый и вообще подходящий, но брак? Ведь это такой ответственный шаг. Ты уверена?
— После этого он будет мой, — шепчу я.
— Ого, — уже мягче говорит Рэй, помолчав.
— Для меня он все.
— Энни, Энни, Энни. Ты такая упрямая девочка. Я уповаю на Бога, что ты знаешь, что делаешь. Передай трубку ему, ладно?
— Конечно, пап. А на свадьбе ты отведешь меня к жениху? — спокойно спрашиваю я.
— Ох, милая моя. — Его голос дрогнул, некоторое время он молчит; от эмоций, прозвучавших в его голосе, у меня наворачиваются слезы. — Мне ничто не доставит большего удовольствия.
Ах, Рэй, я так тебя люблю… Я сглатываю комок в горле и стараюсь не заплакать.
— Спасибо, папа. Передаю трубку Кристиану. Будь с ним помягче. Я люблю его, — говорю я вполголоса.
Мне кажется, Рэй улыбается, но сказать трудно. С Рэем вообще трудно сказать что-то определенное.
— Ясное дело, Энни. А ты приезжай и навести старика, да захвати с собой Кристиана.
Я возвращаюсь в комнату — сердитая на Кристиана, что он не предупредил меня, — и протягиваю ему трубку. Своим насупленным видом даю ему понять степень моей досады. Он удивленно берет трубку и возвращается в кабинет.
Через пару минут он появляется вновь.
— Я получил благословение твоего отца; правда, он дал его скрепя сердце, — с гордостью сообщает он.
С такой гордостью, что я хихикаю, и он тоже усмехается. Он держит себя так, как будто только что сделал новое крупное приобретение или коммерческое слияние. Правда, в каком-то смысле так оно и есть.
— Черт побери, женщина, ты хорошо готовишь. — Кристиан съедает последний кусочек семги и поднимает бокал белого вина.
Я расцветаю от его похвал. Мне тут же приходит в голову, что я смогу готовить для него лишь по выходным. Я хмурюсь. Я люблю готовить. Пожалуй, испеку-ка я именинный пирог. Я смотрю на часы. Время еще есть.
— Ана? — прерывает он мои раздумья. — Почему ты попросила меня не делать твои снимки?
Вопрос застает меня врасплох, тем более что его голос звучит слишком ласково.
Вот засада… Фотографии. Я гляжу на свою пустую тарелку и хлопаю ресницами. Что я могу сказать? Я дала себе слово никогда не упоминать о том, что обнаружила его версию «Кисок „Пентхауса“».
— Ана, — рявкает он. — В чем дело?
От неожиданности я подпрыгиваю и невольно смотрю на него. Когда это я думала, что больше не боюсь его?
— Я нашла твои фото, — шепчу я.
В его глазах я читаю ужас.
— Ты залезла в сейф? — недоверчиво спрашивает он.
— Сейф? Нет. Я не знала, что у тебя есть сейф.
Он хмурится.
— Тогда я ничего не понимаю.
— В твоем шкафу. В коробке. Я искала галстук, а коробка лежала под джинсами… которые ты обычно носишь в игровой комнате. Кроме сегодняшнего раза.
Я краснею.
Он в смятении глядит на меня и нервно проводит рукой по волосам, обдумывая полученную информацию. Трет подбородок, глубоко задумавшись, но не может скрыть смущения и раздражения, они написаны на его лице. Он в отчаянии трясет головой — и одновременно в уголках его рта появляется слабая улыбка.
— Это не то, что ты думаешь. Я совсем забыл про них. Коробка попала туда случайно. Фотографии должны храниться в моем сейфе.
— Кто положил их туда? — шепчу я.
Он сглатывает комок в горле.
— Это могла сделать только одна особа.
— А-а. Кто же? И почему ты говоришь «Это не то, что ты думаешь»?
Он вздыхает и наклоняет голову набок. По-моему, он смущен. «Он и должен смутиться!» — рычит мое подсознание.
— Возможно, это прозвучит некрасиво, но это моя подстраховка, — шепчет он, готовый увидеть мое возмущение.
— Подстраховка?
— Мера против огласки.
Монетка падает и со стуком катается в моей голове.
— А-а, — бормочу я, потому что не знаю, что еще сказать. Я закрываю глаза. Вот так. Вот они, пятьдесят оттенков порока, прямо передо мной. — Да. Правильно, — бормочу я. — Звучит действительно некрасиво.
Я встаю и начинаю убирать посуду. Я больше ничего не хочу знать.
— Ана.
— Они-то знают? Девушки… сабы?
Он сдвигает брови.
— Конечно.
А-а, ладно, уже легче… Он хватает меня за талию и прижимает к себе.
— Эти фотографии должны храниться в сейфе. Они не для развлечения. — Немного помолчав, он добавляет: — Может, когда-то и были такими. Но… — Он умолкает и испытующе глядит на меня. — Они ничего не значат.
— Кто же положил их в твой шкаф?
— Это могла сделать только Лейла.
— Она знает код твоего сейфа?
Он пожимает плечами.
— Возможно. Это очень длинная комбинация цифр, и я редко ею пользуюсь. Поэтому я записал ее однажды и никогда не менял. — Он качает головой. — Интересно, что еще она знает и вынимала ли оттуда что-либо еще. — Он хмурится, потом опять поворачивается ко мне. — Слушай. Если хочешь, я уничтожу эти снимки. Прямо сейчас.
