— Остров слишком далеко, стрелять по нему отсюда почти невозможно, — сказала Анжелика, нахмурив брови.
— Это и заставило меня остановить свой выбор на таком искусном стрелке, как вы. Мы, к сожалению, не имеем возможности расположиться в другом месте. Крутой выступ отделяет нас от позиции гораздо более удобной, лежащей как раз напротив острова, но у нас нет времени, чтобы добраться туда. Нам потребовалось бы на это несколько часов. Придется стрелять отсюда… Надо остановить головную часть отряда, чтобы никто не перешел на тот берег, иначе они поднимут тревогу в Катарунке. Их необходимо остановить. Но при этом жертв быть не должно. Я хочу избежать малейшего кровопролития.
— Вы требуете от меня циркового трюка!
— Возможно, дорогая. От этой задачи отказался даже Флоримон, а ведь он прекрасный стрелок.
Юноша стоял рядом. Он недоверчиво поглядывал на родителей. Ему бы очень хотелось показать свои таланты, но он был достаточно честен, чтобы взяться за дело, которое он вряд ли мог бы выполнить.
— Стрелять по острову, отец, невозможно! — воскликнул он. — В момент, когда они только начнут переходить реку, — другое дело.
— В это время часть отряда будет еще в лесу. А я не хочу, чтобы кто-нибудь из них улизнул. Чуть выше по течению реки укрылось несколько наших стрелков. Они задержат каждого, кто попытается бежать, но, если этих беглецов окажется слишком много, разгорится настоящий бой, из которого всегда кто-нибудь да выберется. Нет, первый выстрел должен раздаться, когда все они выйдут из лесу, начнут переправу и первые доберутся до острова. Наши испанцы, засевшие в засаде на берегу, отрежут им путь к отступлению. Таким образом, они будут окружены со всех сторон.
— Но островок лежит прямо перед нами. Остановить головную часть отряда, когда тот начнет переходить вторую половину перешейка, на таком расстоянии и никого даже не ранить кажется мне задачей невыполнимой…
— И тем не менее вы беретесь выполнить эту невыполнимую задачу, сударыня?
Анжелика внимательно оглядела местность, а затем повернулась к мужу.
— Но почему бы вам не взяться за это самому, Жоффрей? Ведь вы же прекрасный стрелок.
— Думаю, что у вас глаза зорче и на этом расстоянии вы справитесь с задачей лучше, чем я…
Она колебалась. Выполнить то, о чем просил ее Жоффрей, было невероятно трудно. Помимо всего яркое солнце слепило глаза. Но она была так счастлива оттого, что Жоффрей оказывает ей доверие, и оттого, что, видимо, наконец кончается ее бездействие! Сыновья и все мужчины, стоявшие рядом, растерянно смотрели на нее. Они были явно озадачены действиями графа. И она была рада доказать, что война и запах пороха знакомы ей не меньше, чем им, бывшим пиратам. И так как де Пейрак снова повторил:
— Вы беретесь, сударыня, выполнить эту невыполнимую задачу?
Она ответила:
— Попытаюсь… Из какого ружья мне придется стрелять?
Кто-то протянул ей только что заряженный мушкет. Она отказалась от него.
— Нет, я сама должна его зарядить.
Тогда ей предложили личное оружие графа, которое носил и за которым следил Жан Ле Куеннек. Это был кремневый двухзарядный мушкет с крепким и в то же время легким прикладом из орехового дерева, украшенным перламутровой инкрустацией. Анжелика с удовольствием прижала его к плечу. Она проверила порох, пули, запалы, курок. Окружающие с любопытством следили за каждым ее движением.
Взведя курок, она оперлась на выступ утеса. Легкое возбуждение, которое ей было так хорошо знакомо, начало овладевать ею. Запахло боем! Внизу она видела залитый солнцем островок — блестящий каменистый гребень, который делил брод на две части.
Сердце отчаянно колотилось. Так всегда бывало у нее перед боем. Когда же наступал момент действовать, она становилась невозмутимо спокойной.
Анжелика выпрямилась.
— Надо зарядить еще два мушкета и держать их наготове, вы передадите их мне, если французов не удастся остановить двумя первыми выстрелами.
Потом она стала ждать.
Минут через двадцать в лесу раздался крик козодоя, такой привычный звук, который тут же подхватили горлицы. Но Никола Перро весь напрягся и, наклонившись к Анжелике, прошептал:
— Это условный знак.
Первым на берег выбежал индеец, за ним белый — траппер, которого Анжелика видела накануне, — его Анжелика сразу же узнала; затем появился офицер с группой индейцев и совсем молоденький француз, почти мальчик, со светлой кудрявой головой, одетый в голубой камзол офицеров Его Величества, он был с ног до головы увешан холодным и огнестрельным оружием. Его кружевной галстук был завязан кое-как и имел довольно жалкий вид, а измятую шляпу украшали пучки черных и белых орлиных перьев, ничего общего не имеющие с плюмажем, но вышивка на отворотах рукавов и петлиц все же напоминала ту, что украшает форму французских офицеров. Обут он был в гетры и мокасины.
Сверху было видно, как радостно подбежал он к воде и стал умываться, шумно плескаясь, фыркая и брызгаясь. Офицер, тот самый гигант, которому вчера Анжелика прострелила шляпу, прикрикнул на него:
— Тише, Модрей! Можно подумать, что в воду зашел олень.
— Эгей! — весело воскликнул юноша. — Катарунк всего в полумиле отсюда. Вы все еще боитесь, что нам снова явится нечистая сила, как вчера вечером?
Их голоса эхом отдавались в ущелье.
— Не знаю, чего я боюсь, — отвечал лейтенант, — но это место никогда не внушало мне доверия. Для разбойничьего гнезда лучшего не найдешь…
Он поднял голову к скалам, казалось, стараясь проникнуть в тайну, которую скрывала шелестящая от ветра листва.
— Вы чуете ирокезов? — спросил со смехом молодой Модрей. — У вас на них и впрямь необыкновенное чутье.
— Нет, не ирокезов… Но я действительно чувствую что-то недоброе, хотя сам не могу объяснить, что именно. Надо спешить. Чем скорее мы будем на том берегу, тем лучше. Пошли. Я пойду первым, а вы, Л'Обиньер, — обратился он к трапперу, — оставайтесь в арьергарде.
Широко и ловко прыгая с камня на камень, офицер начал перебираться на тот берег. Наверху под сводом густой листвы, которая делала их невидимыми, Никола Перро чуть дотронулся до плеча Анжелики.
— Ради бога, не пристрелите их, — прошептал он. — Этот огромный лейтенант
— Пон-Бриан, мой лучший друг. Тот, кто пойдет последним, — Л'Обиньер, по прозвищу Трехпалый-с-Трехречья, а вот тот молоденький — барон де Модрей, самый красивый юноша Канады.
Тем временем великан, которого Никола назвал Пон-Брианом, уже добрался до островка. Там он остановился и, уперев кулаки в бедра, снова поднял голову и огляделся кругом, словно осторожная собака. Казалось, он и впрямь принюхивается. Он был без шляпы. Его темно-каштановые волосы, растрепавшись, лежали на плечах.
Не обнаружив ничего подозрительного, он пожал плечами и стал переходить островок. За ним по пятам шли гуроны. Анжелика вся напряглась. Крепко прижав мушкет к плечу, она взяла на прицел Пон-Бриана.
