Однажды он сказал Анжелике: «Возьмем Онорину к себе в постель, с нами ей будет теплее».
Он заметил, что каждый вечер Анжелика нервничает, когда ей приходится оставлять Онорину одну в ее маленькой кроватке, одну наедине с враждебной темнотой и ночью. Все они были настолько истощены, что с трудом согревались в своих постелях и на рассвете дрожали под одеялами. Онорина, которую укладывали теперь между отцом и матерью, была так счастлива, что у нее даже порозовели щечки. На дворе в ночи завывал ветер, а девочка безмятежно спала между ними, как маленький счастливый зверек.
Когда погода бывала хорошая, обитатели Вапассу заставляли себя немного погулять, но, сделав несколько шагов по двору, быстро возвращались в затхлое тепло дома. И долго потом не могли согреться. У Онорины ручки всегда были холодные как лед. Анжелика погружала их в горячую воду и сама тоже согревалась так, а вместе с ней и Эльвира и госпожа Жонас. Какое счастье, что у них есть дрова, их верные союзники, беспрестанно потрескивающие в камине. Графде Пейрак взвалил на свои плечи еще одну обязанность — он тщательно следил, как бы не случился пожар. Ослабленные голодом люди с каждым днем становились все более рассеянными, и это удваивало его неослабное внимание; он ежевечерне перед сном обходил весь дом, выглядывал с фонарем во двор — удостовериться, что дым свободно выходит из труб, что никакая искра не угрожает крыше из дранки.
Внезапно погода изменилась. С утра и весь день ярко светило солнце. Изможденные люди сбрасывали с себя подбитые мехом одежды, распахивали окна и двери, приглушали огонь в очагах, чтобы быстро разжечь их вечером, когда садится солнце, низвергая мир во мрак, вновь становящийся ледяным.
Снег таял, таял с неумолчным журчанием, которое доносилось будто из-под земли. Снег был словно пропитанная водой корпия или сердцевина стебля бузины, насыщенная жидкостью, с деревьев он падал тяжелыми лепешками. В два дня лес из девственно-белого стал серым, потом черным, деревья были сплошь усыпаны блестящими капельками. Бахрома сосулек на краю крыши обрывалась и, падая, звенела, как бьющееся стекло.
Единственным печальным исходом первых теплых дней было то, что испортились последние крохи мяса, хранившегося замороженным на чердаке. Когда им пришла мысль, что такая теплынь может испортить его, и Анжелика быстро вскарабкалась по лестнице на чердак, где были подвешены несколько кусков дичи и конины, последний окорок и единственный кусок сала, тошнотворный запах сразу же подсказал ей, что они понесли невосполнимый убыток. Даже копчености, как оказалось, пострадали, и в довершение всевозможная мелкая живность, которую они считали вымершей за зиму — мыши, крысы и белки, — повылезла из своих нор и рыскала повсюду, окончательно превращая в несъедобное все то, что не успело испортить солнце. Слишком расстроенная, чтобы обсуждать с кем-либо это несчастье, Анжелика, взяв себе в помощь Куасси-Ба и госпожу Жонас, отобрала несколько жалких кусочков, которые еще можно было пустить в пищу. Остальное они отбросили подальше — пусть этот запах привлечет шакалов и волков.
Анжелика не могла себе простить, что не вспомнила вовремя о мясе на чердаке.
— Я должна была подумать о нем, — твердила она. — Ведь стоило только сразу же перенести его в погреб и обложить глыбами льда…
— И я должен был бы об этом подумать, — сказал Пейрак, желая успокоить подавленную Анжелику. — Вот видите, моя милая, лишения подействовали и на меня, — улыбаясь, добавил он, — ведь я тоже упустил из виду, что из-за этого внезапного потепления могут испортиться наши припасы.
— Но вас здесь не было! Сегодня вы ушли с Кантором с самого раннего утра проверять силки и вернулись лишь вечером… Нет, это моя вина, и она непростительна…
Она провела рукой по лбу.
— Что-то у меня безумно болит голова сегодня. Может, опять к снегу?
Подняв глаза к сине-золотистому небу, она вздрогнула, увидев, как в его прозрачной свежести мечутся вороны. Эти мрачные птицы предвещали снег так же верно, как и ее мигрень.
И действительно, на следующий день снова начался снегопад. Весна, мимолетно напомнив о себе, отступила. За снегопадом последовали дни, насыщенные белым туманом. Мелкие и твердые, словно стекло, снежинки, подгоняемые быстрым ветром, дробно стучали, ударяясь о деревья, били в затянутые рыбьим пузырем окна.
Провизии в Вапассу оставалось всего на два дня. Утром каждый получил свою долю, и Анжелика с удовлетворением отметила, что она в силах сдержать себя, не накинуться на нее тотчас же. Она отставила миску в очаг на золу, про запас. Пусть останется для Онорины. Она стояла около камина, опустив руки и в задумчивости глядя на пламя. Мысли ее путались, расплывались, но каждая сама по себе была ясной. Она не могла бы объяснить почему, но она не испытывала чувства обреченности, даже беспокойства. Они не умрут, они выживут, в этом она уверена!.. Надо только ждать и не сдаваться. Должно же что-нибудь случиться! Весна идет. Наступит день, когда она окончательно одолеет зиму, и звери снова начнут рыскать по перелеску и приходить на водопой к покрытым цветами берегам реки. А реки вскроются, и по ним снова вверх и вниз заснуют нагруженные товаром маленькие красные лодки индейцев и факторов, неся, словно кровь по венам, жизнь. Надо только ждать. Анжелика и сама не знала, какого чуда она ждала, не подозревала, что оно уже в пути, гораздо ближе к ним, чем можно было бы надеяться, что оно приближается, оно уже совсем рядом.
Она выпрямилась, прислушалась: во дворе кто-то есть! Свистящий ветер один куролесил вокруг их дома, ни единый звук не пробивался сквозь его завывания, и тем не менее Анжелика знала, была уверена:
Во дворе кто-то есть!
Она набросила на плечи накидку и с трудом прошла к двери. Во дворе колючий снег обжег ее лицо тысячью уколами. Хотя утро уже давно наступило, все вокруг было еще в сумеречной дымке, и из-за нее ничего нельзя было разглядеть. Сплошной сизый туман. Анжелина подняла глаза. Над ней с крыши свешивались едва различимые в сумраке люди, и они разглядывали ее сверху. Это были индейцы. Обсыпанные снегом, они производили впечатление чего-то расплывчатого, нереального. Однако она тотчас узнала их по плюмажам. Ирокезы! Но что поразило и испугало ее больше всего, больше, чем само их появление здесь, так это то, что, если не считать их набедренных повязок, они были совсем голые.
Глава 17
Они были голые, на крыше. Они сверху смотрели на нее, а жестокий северный ветер сбивал набок их длинные волосы, спутывал перья на голове и бахрому их гремящих от нашитых украшений набедренных повязок. Вытянув шеи, они, казалось, с любопытством изучали белую женщину, только что вышедшую из жилища, на крыше которого они сидели. Ветер пронзительно и озлобленно свистел вокруг них. Однако они не дрожали. Их спокойные черные глаза блестели. Госпожа Жонас вышла вслед за Анжеликой. Она не стала тратить время на разговоры и выразительными жестами пригласила пришельцев войти.
— Входите же, молодые люди, да поскорей. А то от одного лишь вашего вида мы превратимся в ледышки. И что за блажь гулять совсем голыми в такое время!
