Они рассчитывали прийти в Вапассу на третий день пути, примерно к полудню, но накануне ночью поднялся ураганный ветер, разметал шалаши, в которых они укрылись, а потом на них обрушилась буря с ледяным дождем, и вот до сих пор она не прекращается.
Вапассу — что на языке индейцев означает Серебряное озеро, — охраняемый священной рекой и духами благородных металлов, яростно защищал подступы к себе.
Споткнувшись о корневище, Анжелика упала на колени. Она думала, что у нее уже не хватит сил встать и ей придется заканчивать подъем, карабкаясь на четвереньках. С усилием подняла она голову и чуть не вскрикнула от радости: темный колодец наконец приоткрылся и в просвете показалось тусклое небо, по которому бежали косматые облака.
Стоя наверху, Жоффрей де Пейрак смотрел, как они поднимаются. Он нес на руках ее ребенка. Ее ребенка! Даже в самых смелых своих мечтах она никогда не могла помыслить об этом. «О любовь моя, это тебя я видела в своих сновидениях… Ты увлекаешь нас за собой в бурю, все дальше и дальше… Ты словно Каин, проклятием обреченный на вечное скитание… Но ведь ты не сделал никакого зла… Так почему же?.. Почему?..».
Де Пейрак заметил, что Анжелика упала, и его взгляд оттуда, с высоты, приказывал ей сделать последнее усилие, чтобы подняться и подойти к нему. Она мельком увидела, как из-под его плаща сверкнули сияющие радостью глаза Онорины. Прижавшись к груди отца, нашедшегося наконец на краю света, она смотрела на этот мрачный мир, от которого он ее защищал, и ликовала, — она была счастлива, это дитя.
Жоффрей де Пейрак не мог перекричать шум ветра и воды, но кивком головы он показал Анжелике налево, на другую сторону водопада, и она увидела какое-то дощатое сооружение с лопастями, напоминающими огромные черные крылья.
Следы пребывания здесь человека вызвали у всех новый прилив надежды и мужества.
Однако мучения их на этом не кончились. Мельница являла собой всего лишь передовой пост Вапассу.
Немного дальше лес расступился и перед ними открылся довольно широкий пейзаж. Они увидели унылое, мрачное зеркало огромного озера, все покрытое рябью от шквального дождя, окруженное грядой гор с закругленными вершинами. Об эти вершины, словно вычерненные мокрой сажей, разбивались тучи, которые быстро гнал ветер. Жоффрей де Пейрак — он все еще нес на руках Онорину — вывел своих спутников на берег озера. Они прошли по узеньким деревянным мосткам и оказались на тропе, довольно заметной, но от дождя превратившейся в настоящее болото. Некоторые из путников до того изнемогли, что без конца оступались и падали в липкую грязь. И лишь одна мысль воодушевляла всех: скоро они окажутся в убежище, где пылает жаркий огонь.
Но они уже дошли до противоположного конца озера, а нигде не было видно ни огонька. Затем они миновали тесное ущелье, которое вывело их к другому озеру, поменьше, окруженному крутыми скалами. Обрывистый берег осыпался под ногами. Шли медленно, осторожно, стараясь держаться подальше от края. Остался позади еще один узкий проход между скалами, показалось третье озеро, побольше, на другом берегу его виднелись заболоченные луга и невысокие холмы. Вдоль тропинки, которая пересекала трясину, были проложены доски, чтобы легче было идти.
Но и это озеро осталось за их спиной, а они так и не обнаружили признака какого-либо жилья.
Несчастные растерянно шарили вокруг глазами и не видели ничего. Однако сквозь пелену дождя до них донесся едкий запах дыма.
— Я чувствую запах дыма! — срывающимся голосом крикнул маленький Бартеломи. — Я чувствую запах дыма!
Зубы у него стучали, и он так дрожал, что свалился бы с плеч Флоримона, если бы тот не держал его крепко. Волосы обоих сыновей Анжелики, обычно такие пышные, сейчас напоминали волосы древнегреческих наяд. Но Флоримон и Кантор не обращали на это внимания. Все это пустяки, уверяли они, им приходилось видывать и не такое. А здесь, подумаешь, всего лишь небольшой дождик!
По просьбе отца Кантор порылся в мешке и вытащил оттуда большую раковину, вроде тех, в которые свистят во время тумана моряки, подавая знак о приближении своего судна.
Юноша надул щеки, и прибрежные скалы несколько раз эхом повторили глухой звук раковины.
Немного погодя сквозь серый туман путники заметили, как от высокого скалистого мыса, поросшего пихтами и лиственницами, далеко выдававшегося в озеро, отошла лодка, в которой на веслах сидело какое-то непонятное существо с мертвенно-бледным лицом. Молча стеклянными глазами изучало оно пришельцев; лодка причалила к берегу.
Граф де Пейрак по-английски что-то сказал гребцу. Но тот ничего не ответил. Он был нем, этот перевозчик из царства теней, бледный как призрак, с белыми волосами.
В лодку сначала сели женщины и дети, затем Жоффрей де Пейрак с Онориной на руках.
Они высадились на устланной мхом поляне и, в то время как лодка отправилась за остальными, стали взбираться по пологому склону на край мыса.
Запах дыма стал резче. Казалось, он выползает из-под земли и смешивается с туманом. Неожиданно под ногами у них разверзлась какая-то нора, в которой они заметили ступеньки из кругляка. Вот в эту-то дыру, в эту нору они и спустились, толкнули дверь.
И тогда их, словно солнце, ослепил свет горящих ламп и пылающих дров, ударил в нос запах жареного сала, табака, жгучего рома, а тело окутало приятное, нежное, пленительное и благотворное тепло очага.
И на ярко-красном фоне этого радостного огня они увидели гиганта-мавра, который с удивлением смотрел на входящих. На нем была одежда из меха и кожи. Золотые подвески сверкали в его ушах. Шелковистые волосы мавра были белы как снег. И, узнав это черное, всплывшее из небытия лицо, Анжелика закричала:
— Куасси-Ба!
Глава 2
Итак, она вновь обрела Куасси-Ба, доброго, преданного, умелого Куасси-Ба, верного их раба, который когда-то давно, облаченный в атласную ливрею с галунами и со своей кривой саблей на боку, охранял вход в ее покои в тулузском дворце. Граф де Пейрак купил его совсем мальчиком у берберийцев и приобщил к своим научным опытам. Вместе с графом Куасси-Ба был осужден, вместе были они на галерах и вместе бежали оттуда и затерялись в просторах Средиземного моря…
Как не догадалась она раньше спросить у мужа о судьбе их верного слуги?.. Это, пожалуй, потому, что они все еще не осмеливались говорить друг с другом о том, что было после того ужасного дня на Гревской площади. Но воскрешения продолжались!..
А он, великан-мавр, поначалу и не признал ее. Он очень удивился, когда эта женщина в промокшей одежде, с растрепанными волосами бросилась к нему и сжала его огромные черные руки своими тонкими и холодными пальцами, повторяя: «Куасси-Ба! О, мой дорогой Куасси-Ба!» — и капли дождя на ее щеках подозрительно походили на слезы.
Но, увидев ее глаза, ее светлые незабываемые глаза, он догадался, кто перед ним. Он бросил взгляд на графа де Пейрака и, понимая, что чудо, о котором он наивно молился столько лет, свершилось, почувствовал, что лучезарная радость буквально распирает его, но не знал, как выразить ее в этом тесном логове, где сгрудилось сразу столько людей.
