Она закрыла глаза, ощущая на лице солнечные лучи. Это был как бы выход из темного лабиринта, образ Гэвина уходил, стирался в памяти. Она была жива, ощущала комфорт, и провались все остальное. Она не любила Гэвина, хотя, пока не приехала сюда, не осознавала этого. Она солгала, сказав Адаму Брокуэю, что покончила с романтикой. Всякий, кто так говорит, живет в стране дураков!
Внезапно перед глазами всплыло темное лицо, с характерной надменной посадкой головы, пугающе красивое. Тинин дядя Брок, пират-головорез! Неплохо сказано, подумала она и улыбнулась. Интересно, какая бы женщина заставила его поволноваться? Он был переполнен жизненной силой, чересчур властен, все-при-нем. Это была бы любовь-ненависть… безудержная страсть! Не всякий захотел бы этого вместо безопасной, тихой семейной жизни.
Клэр вышла из воды, посверкивая алмазными каплями воды, расстелила полотенце на коралловом берегу и легла, опустив одну ногу в воду, позволив солнцу и ветру овевать ее бледно-золотистую кожу. Она слышала Тинин звонкий смех. Они скоро вернутся.
Когда они действительно вернулись, Тина спала на руках у дяди. Он уложил ее на коврик в тени пальм, разгладив темную копну волос. Оглядевшись, он увидел огнепоклонницу Клэр и подошел к ней. Она, казалось, совсем не замечает его. Ее спутанные волосы небрежно струились по шее. Настоящая Лорелея, подумал он и криво усмехнулся.
Глаза ее были закрыты. Он окинул взглядом ее прямое стройное тело. Она открыла глаза, дымчато-серые и беззащитные.
— Что это? Где Тина?
— Спит! — Он присел около нее. — Все ноги отбила!
Она торопливо села, подобрав ноги.
— Вода была чудо, — нервно заговорила она. — Неудивительно, что так много написано о коралловых рифах и островах. Они такие… романтичные!
В его глазах зрела какая-то мысль.
— Риф — как женщина. Притягательна, непредсказуема, прекрасна, недоступна пониманию, полна скрытых ловушек.
Клэр вдруг ощутила странное чувство опасности под тяжелым взглядом этих синих глаз. Но так не может быть! Его глаза обшарили ее лицо и обнаженные плечи.
— Боже, вы прекрасны! В самом деле. Просто и безыскусно и весьма женственно. Какая жалость, что Дэвид вас не видит!
— Это почему же?
— Вдохновение, милая девушка. Что же еще? Вы ведь здесь для этого. — Голос его обрел сарказм, от которого ей надо было бежать. — Это просто счастливейшая находка, обернувшаяся к выгоде Тины.
Сердце у нее так колотилось, что он это неминуемо заметит. Она судорожно огляделась в поисках одежды. Он не сделал ни малейшего усилия, чтобы помочь ей, и она испытывала крайнее неудобство.
— Так что в один прекрасный день я стану жертвой одной из ваших атак.
Он рассмеялся во все горло:
— Атак? Дитя мое, не предполагаю действовать столь позорным образом, если вы этого опасаетесь. Нет, Мелисанда, девушки наподобие вас не хоронят себя на коралловых далеких островах. Если это не связано с мужчиной.
Или связано с одним из них, подумала она. Она вздрогнула и стала с ним лицом к лицу, с потемневшими глазами.
— Сказать вам, почему на самом деле приехала?
— Сделайте одолжение. — Он был невыносимо циничен.
— Потому что была доведена до отчаяния, — проговорила она отрывисто. — И несчастна и… — Она была не в силах продолжать.
Он прервал ее безжалостно:
— Сдается мне, больно много тут набирается отчаяния. Вы в отчаянии, Дэвид в отчаянии, и Надя, на свой собственный манер, в отчаянии. Славная троица. — Его лицо было непроницаемо. — Вы, конечно, знаете, почему Надя взяла вас. И не говорите мне, что не знаете. Там было полно подходящих претенденток от Квентина. Но Надя выбрала вас. Для Дэвида не бывает жертвы слишком большой или слишком малой. Невероятно, чтобы он не получил того, что желает.
Клэр едва слушала, целиком сосредоточившись на своих ощущениях.
— Так справьтесь у своих юристов, — выговорила она безжизненным тоном. Волосы ее разметались, как у русалки.
— Девочка, дорогая, не только это, я вас проверил сверху донизу, с младенчества. Вы всегда были живой веселой девчушкой.
— Я не могу это выслушивать. — Она не могла сдерживать нервной дрожи.
— Выслушайте. Сядьте. — Он насильно усадил ее.
— Почему вы так… жестоки? Ко мне, к своему шурину?
— Жесток? Господи Боже мой! Дэвид за два года палец о палец не ударил. Он удобно упрятался от окружающей действительности. Ясно?
— В конце концов, это была ваша идея, — указала она, сознавая, что это утверждение не вполне справедливо, но желая причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.
К нему вернулась ирония.
— Ну, разумеется. Во всем я виноват. — Теперь в его словах звучала глубокая убежденность. — Даже мой отец говорил то же самое. Я окружил вниманием и заботой Беттину. И Тину тоже. Я надеялся и ждал, что Дэйв оживет месяцев за шесть. Он, знаете ли, не один на свете страдалец. Мы все любили Беттину. Попробуйте понять это. Так помогите мне, чтобы я не вышел из себя и не разозлился на Дэйва. Я мог бы завести его в угол и врезать ему, и Боже избави, если он не станет защищаться. Что вы сможете с таким поделать? Слабость, между прочим, его сила. Вы с ним не можете сцепиться. В конце концов, он мужчина, а не мальчик. У него собственный ребенок, а он прицепился к своей матушке, как двухлетнее дитя. А ему тридцать пять лет. У него большой талант, который он пока что собирается попусту растратить, будучи привязан к властной матери с навязчивыми идеями. А вы являетесь частью его плана. И вами уже маневрируют.
— Я могу лишь сказать, что я здесь только для того, чтобы смотреть за Тиной. И вы должны с этим согласиться.
— А кто будет смотреть за вами? — возразил он резко.
— Я сама могу, разумеется.
Он передразнил ее прерывающийся голос:
— Милая моя, да вас ветром унесет. Ваша предшественница была, по крайней мере, воплощением здоровья в своей униформе. Чтобы смотреть за ребенком, да еще таким непоседливым, как Тина, надо иметь запас выносливости. Надя сразу бы углядела его отсутствие у вас. Но она не искала именно этого качества. Тина избегает Надиных притязаний. Она слишком похожа на свою мать. И слава Богу! И даже маленькая Тина верховодит над Мелисандой. Вы как фея, мечта и совершенно не подходите для гувернантки. И веса надо вам набрать к тому же.
— Учту ваши пожелания, мистер Брокуэй.
— Да? Интересно.
Воцарилось молчание. Очень бережно он протянул руку и повернул ее голову. Волосы ее рассыпались, огромные глаза мерцали, как кристаллы льда.
— Вы выглядите как дева-искусительница, — произнес он сухо.
— Вам не понять, — выговорила она беспомощно, на грани плача. Он взялся пальцами за ее подбородок, она облизнула губы кончиком языка.
