— Все. Я позвонила Жанне и узнала, что все собрались в
«Дорчестере». Взяла такси и приехала к вам, даже без своей машины. А потом вы
сказали, чтобы я ушла. Я уехала, но чувствовала беду, все время чувствовала.
Звонила Николаю Николаевичу, но он не брал трубку. А у Кости телефон был
отключен. И потом оказалось, что его… что он погиб…
— Парыгин ничего не объяснял?
— Ругался. Говорил, что нельзя никому верить. Очень злился.
Рассказывал, как чудом спасся, как его заслонил от пуль Саид Мальсагов. Когда
он начал ругать Костю, я не выдержала. Наговорила ему кучу гадостей,
повернулась и ушла. Собрала вещи и сразу ушла. Нужно сказать, что он меня и не
очень пытался остановить. Только обругал, когда я уже выходила, назвал дурой.
Может, я действительно дура, но оставаться рядом с ним после случившегося я не
могла. Они убили Костю.
— Я позвоню в ресторан и закажу нам горячий чай. Или кофе?
— Лучше кофе.
— Хорошо. А вы пройдите в ванную и умойтесь. Постарайтесь
немного успокоиться. Мы все равно не сможем ничего изменить, вам нужно немного
отдохнуть.
Тарутина встала и прошла в ванную комнату. А он поднял
трубку телефона, заказывая в номер кофе и чай. Она вышла через несколько минут.
Села на стул рядом с Дронго.
— Я все еще не могу свыкнуться с этой мыслью, — призналась
Евгения. — Мне физически больно об этом даже подумать. Как вспомню, что сейчас
он лежит где-нибудь в морге, один, холодный, голый… Господи, так страшно. Что я
скажу его маме? Что я скажу своей матери?
В номер постучали. Официант принес кофейник, чайник,
холодное молоко, горячее молоко, печенье, сахар, два фруктовых салата. Получив
чаевые, быстро удалился.
— Спасибо, — кивнула она, — я вспомнила, что весь день
ничего не ела. Совсем не хотелось. И сейчас не хочу.
— Поешьте салат, — предложил Дронго. — Вам нужно немного
подкрепиться. У меня к вам еще несколько вопросов. Я прошу вас, вспомните нашу
встречу в казино. Когда Миксон и Палийчук начали спорить. Все вскочили со своих
мест, а вы остались сидеть. Поднос стоял на столике, недалеко от вас. Вы не
обратили внимание, кто именно подходил в этот момент к подносу?
— Нет, — ответила она, — я не смотрела. Боялась, что
начнется драка. Палийчук один раз напился и полез в драку в ресторане. Об этом
все знают. Его телохранители начали бить студентов, которые были в этом
ресторане. И я боялась, что снова начнется драка.
— Кто мог отравить Палийчука? Как вы считаете? Вы же давно в
этой компании, уже целый год. Кто это мог сделать?
— Работники казино, — чуть удивленно ответила Женя. — А
разве нет? Из наших никто не мог. Мы ведь обыскивали друг друга. Это только
официант мог положить яд. Или кто-нибудь другой. Например, крупье. Но не наши.
— Я так понял, что Палийчука все не очень любили?
— Кроме Мальсагова. Они иногда вместе встречались, по-моему,
на почве интереса к наркотикам и женщинам. Алексей Андреевич был тяжелым
человеком, и Парыгин с ним почти не общался. Иногда общался Каплинский, он умел
находить с ним общий язык. Но я слышала, как он называл его «животным». Миксон
вообще его терпеть не мог. Но убивать не стал бы.
— А Жанна?
— Почему вы спрашиваете?
— Мне она кажется достаточно сильным и независимым
человеком. Не могу понять, что ее связывает с Мальсаговым. Тот хотя и старше ее
лет на десять, но кажется рядом с ней совсем молодым щенком.
— Она женщина опытная, — согласилась без тени улыбки
Тарутина, — поэтому и выбирает таких, как Саид Мальсагов. Выдоит его досуха,
можете не сомневаться. Мужчины из-за нее с ума сходят. Она эффектная и умная
баба, умеет просчитывать все варианты. Замуж ей не хочется, ребенок у нее есть,
свой бизнес налажен. Вот она теперь с жиру и бесится. Меняет мужчин как
перчатки.
— Она могла убить Палийчука?
— Не знаю, — ответила Тарутина, — но она его не любила.
— Интересно, — заметил Дронго. — Когда я спрашивал про
мужчин, вы сказали, что они точно не могли убить, а когда я спросил про Жанну,
вы сказали, что не знаете.
— Поэтому и сказала. Она очень расчетливая женщина. И
Палийчука не любила, считала его слишком… брутальным. Но зачем ей его убивать?
Нет, не знаю.
В этот момент позвонил телефон. Дронго быстро снял трубку.
— Я хотел, чтобы вы знали, — услышал он голос инспектора
Таунса. — Мы проверили все прямо сейчас, ночью. Это тот самый пистолет, из
которого застрелили Джильберта. Никаких сомнений, эксперты дали однозначное
заключение.
— А отпечатки пальцев? — напомнил Дронго.
— Их нет, — сухо ответил Таунс, — но пистолет нашли в его
комнате. Как видите, я оказался прав. Все три убийства были связаны логической
цепочкой. До свидания.
— Всего хорошего, — Дронго положил трубку и взглянул на
Тарутину.
— Кто звонил? — испуганно спросила она.
— Инспектор Таунс, — ответил он. — Рассказывал об убийстве
крупье.
— Они считают, что его убил Костя? Но это неправда.
— Возможно. Но у них свои улики и свои доказательства.
— Я пойду завтра в полицию и дам показания, — решила
Тарутина, — пусть все знают, что Костя никого не мог убить.
— Нет, — возразил Дронго, — завтра вы уедете из Лондона
первым же рейсом. И никому ничего не расскажете. Если в полиции узнают, что вы
были родственницей погибшего, если они вдруг узнают, что Спиридов познакомил
вас со своим боссом намеренно, чтобы сделать вам карьеру и обеспеченную жизнь,
то можете считать себя подозреваемой, а погибшего Константина обвинят во всех
убийствах. Им нужен мотив, а вы и есть самый сильный мотив. Завтра вы уедете
отсюда, не сказав никому ни слова. И только таким образом вы сможете спасти
честное имя своего троюродного брата. Только таким образом, — подчеркнул
Дронго.
— Возможно, вы правы, — прошептала она.
— Я сейчас уйду, а вы раздевайтесь и ложитесь спать. Белье у
меня чистое, его сегодня днем меняли. Спите спокойно, а утром я вас разбужу и
отправлю в аэропорт. Договорились?
Она чуть помедлила и только затем кивнула в знак согласия.
— Вот и прекрасно. Пейти свой кофе, он остывает…
Дронго не успел закончить последней фразы. В дверь
позвонили. Тарутина испуганно взглянула на него.
— Может, это Парыгин. Не открывайте, мне будет неприятно.
Пожалуйста, не открывайте.
— Не открою, — он подошел к двери и осторожно взглянул в
глазок. Затем обернулся к актрисе и покачал головой.
— Не беспокойтесь, это не Парыгин.
