Ее родная мать ревнива? Следует ли воспринимать критические замечания Миранды и ее неодобрительные взгляды, которые она бросала на Бронте, когда та надевала что-нибудь парадное, как проявления ревности?
Впрочем, теперь это уже не важно. Она не может вернуться домой. Она даже не может снять квартиру в Сиднее. Вероятно, Миранда считает, что обладает дочерью, подобно тому, как Карл Брандт обладает ею самой. Кроме того, есть еще ее сводный брат, бедняга Макс. Возможно ли будет увезти Макса в «Иволгу» на рождественские каникулы? Он был бы счастлив! У него нет любящих родителей, которые нуждались бы в его присутствии. Бедный, тишайший Макс из кожи вон лез, чтобы добиться от кого-нибудь из них хотя бы капли нежности.
Как жаль, думала Бронте, что родителей не выбирают. Сама-то она крепко держится за свою любовь к покойному отцу. Эта любовь течет в ней, как река. Поговаривали, что ее отец намеревался покончить с жизнью; это не могло быть правдой. Поступив так, он бы оставил ее, маленькое, беззащитное семилетнее создание. Разве мог он о таком подумать? Росс Макалистер, ее отец. Она твердо знает, что Бог позволит ей увидеть его вновь. Ее сердце ныло, когда она думала об отношениях матери с Карлом Брандтом до того, как совершился этот ужасный брак. Кому в здравом уме придет в голову захотеть сделаться любовницей Карла Брандта, не то что женой?
Бронте отбросила простыню и ощутила новую волну аромата. Гилли умница, ей бы стать знаменитым парфюмером и создавать чудесные букеты запахов. Или хотя бы химиком, ботаником, естествоиспытателем.
Бронте сдула с матраса комаров и опустила ступни на прохладный полированный пол. Она снова почувствовала себя той девчонкой, которая бегала босиком по этой плантации. Гилли пришлось продать Джипси, ее веселую и задорную кобылу, и Диабло, высокого, совсем еще юного мерина, в котором не было вовсе ничего от дьявола, он обладал мягким и ровным характером. Бронте и Джипси отлично спелись, словно лошадь и всадница наслаждались друг другом. Благодаря Гилли Бронте стала первоклассной наездницей. Это импонировало Натану. Ему нравилось, что она так хорошо разбирается в лошадях, особенно в игре в поло, которую он плохо понимал. Но сейчас ей не хочется думать о Натане Сондерсе. Он ушел из ее жизни. Удивительно, что он когда-то каким-то образом вошел в нее. Она не встретилась бы на его пути, живи она нормальной жизнью вместо того, чтобы быть падчерицей Карла Брандта.
Бронте достала из резного шкафа, стоявшего в ногах кровати, шелковое кимоно и прошлепала по коридору в старомодную ванную комнату, где встала под мощные струи душа. В ее детстве здесь время от времени находили убежище большие зеленые лягушки. Гилли обращала на лягушек не больше внимания, чем на змей, но Бронте не могла похвастать такой силой характера. Ей хотелось, чтобы ванная принадлежала ей одной. В это утро прохладный душ освежил ее. Наступающий день снова обещал быть жарким, но она скоро акклиматизируется.
Вернувшись в комнату, она натянула белье, облачилась в белые льняные шорты и блузку в синюю и белую полоску, похожую на матросскую тельняшку, затем застегнула кожаный пояс и убрала волосы в густой конский хвост. Прикосновение помады к губам и легкие спортивные туфли на ноги. И все, она готова. Все предметы ее одежды дорогие, но она была бы не меньше счастлива и в той одежде, которую привыкла носить. Она помнила, как ненавидела свои платья школьной поры. В особенности ненавидела униформу, которую приходилось носить в пансионе. Некоторые девочки — а там все воспитанницы были из богатых семей — любили ее дразнить. «Какой примитив!» — говорили они в первое время, но потом обнаружили, что у Бронте тоже подвешен язык. Гилли настаивала на том, чтобы она училась четко говорить и умела постоять за себя в этом жестком мире. Впоследствии, поскольку у нее так и не пропало желание учиться, товарищи обнаружили, что она умна. В пансионе она слыла самой смышленой в классе. А вот в области человеческих отношений она потерпела драматический провал.
Утро было посвящено домашней уборке. Несмотря на все усилия Гилли заботиться о поддержании порядка, она так и не приспособилась к домашним делам, и в доме царил вечный хаос. Гилли не любила что-либо выбрасывать. Затем они пронеслись по плантации на головокружительной скорости, породившей произносимые шепотом молитвы и крики Бронте: «Не гони!»; Гилли не обращала на них ни малейшего внимания. Она считала себя классным водителем. Если нужны доказательства — пожалуйста: ни одной аварии за пятьдесят лет. Бронте полагала, что этим обстоятельствам Гилли обязана тому, что сельские дороги, как правило, находились в ее полном распоряжении, а не своему мастерству вождения. В городе Гилли не продержалась бы и двух минут без того, чтобы ее не остановил недоверчивый полицейский.
Большая часть двух сотен акров превратилась в буйные зеленые джунгли.
— Думается мне, гориллам бы здесь понравилось, — заметила Бронте.
У нее ныли ноги, потому что она на своем пассажирском сиденье беспрерывно имитировала торможение.
— Ты серьезно, крошка? — уклончиво отозвалась Гилли.
— Нет, конечно! — Бронте рассмеялась. — Послушай, ты не пустишь меня за руль?
— Ни в коем случае, котенок. Я здесь наизусть знаю все ямы и колдобины. А ты — нет.
— Это точно, знаешь. Ни одной не пропустила.
Гилли не обратила внимания на насмешку.
— Когда-то шестьдесят или семьдесят гектаров были засажены тростником. Замечательное зрелище. А выжженные места! Поразительно! Оранжевые языки пламени на фоне ночного неба, запах мелассы
[21]
. А сейчас сахаропроизводители перешли на зеленый тростник. А это значит, что отходы могут оставаться на земле и превращаться в перегной. Уменьшается эрозия почвы, но в дождливых районах, таких, как наш, такой метод способствует заболачиванию полей. Мне не хватает тех зрелищ, что бывали здесь в старые времена.
— Да, для кенгуру и страусов эму здесь хорошо, — согласилась Бронте, окидывая взглядом саванну, где некоторые звери уже проявляли любопытство к шумным гостям, но многие продолжали жить своей невозмутимой жизнью.
— Бронте, ты действительно нервничаешь? — любезно поинтересовалась Гилли. — Я вижу, ты то и дело сжимаешь ладони в кулаки.
— Чисто машинально.
Бронте отбросила назад волосы.
— У меня тебя никто не обидит, — довольным тоном сказала Гилли, одновременно демонстрируя свое умение налаживать работу мотора. - Это наш мир, Бронте.
— Наш потерянный мир, — улыбнулась Бронте. - Хотелось бы мне увидеть «Иволгу» в ее лучшие времена.
— Лучшие времена вернутся. — На лице Гилли появилась загадочная улыбка. — Мировые цены на сахар достигли пика в середине семидесятых, незадолго до того, как ты родилась. Я помню, как герцог Эдинбургский
[22]
— ох, какой красавец! - приехал в восемьдесят втором году в Маккай
[23]
на празднование двадцатипятилетия начала массового земледелия. В семидесятых «Иволга» была на вершине процветания, как в те незапамятные годы, когда я была девочкой. Мы жили как короли у себя в королевстве. Потом война. А остальное ты знаешь. Макалистеры записались добровольцами одними из первых. Четверо, мой отец и трое его братьев. Домой вернулся только дядя Шолто. И эти потери серьезно сказались на нашей семье.
