— Сейчас я здесь ради тебя. — Они уже дошли до ее машины. — Мне нужно поговорить с тобой, Соня. — Он с жадностью смотрел на ее лицо, словно желая впитать в себя каждую его черточку. — Ты сейчас домой?
— Нет, я собираюсь раствориться в пространстве, — зловеще пошутила она.
— Может, на пару недель это было бы кстати.
— Так куда, думаешь, мне лучше отправиться? На север Квинсленда? На мыс Йорк? — Она назвала удаленную часть Квинсленда. — А может, в Тасманию? Прилично отсюда.
— Я мог бы устроить тебя в Порт-Дуглаве. — Дэвид назвал один из фешенебельных квинслендских курортов.
«Господи, как я хочу ее!»
— Проблема в том, что я не большая поклонница солнца. Ладно, что-нибудь придумаю. Вижу, тебе не терпится от меня скорее избавиться.
Он не ответил. «Боже, что мне делать?»
— Соня Эриксон, девушка, которую никто не должен найти. — Она открыла машину и, сорвав с себя шляпу, бросила ее на заднее сиденье.
— Как ты хочешь, чтобы я доверял тебе, когда ты сама мне не доверяешь? Ты ничего не рассказываешь о себе. Что там такого ужасного в твоем прошлом, что ты не можешь сказать? Кто тебя ищет, Соня? Я так понимаю, Эриксон не настоящее твое имя?
— У меня нет имени. — Незачем было рассказывать ему об этом сейчас. — Я в том же положении, что и моя бабушка. Мое свидетельство о рождении потеряно.
Он опустил глаза и посмотрел на нее. На водопад ее волос, освободившихся от шпилек, на ее изумительную светящуюся кожу.
— Это не имеет значения.
— Это имеет значение для меня!
— Завещание будет зачитано сегодня вечером, — сказал он. — Твое имя там тоже есть.
— Ты уверен в этом? — спросила она с усмешкой. — И где я там? В самом верху? Или на втором месте? Нет, Господь не допустит, чтобы я тебя обошла.
— Хоть раз, Соня, будь собой!
— О боже, Дэвид! Ты так говоришь, как будто тебе до этого есть дело. — Она знала, что достигла критической точки в своей жизни. Она должна быть сильной. — Если Маркус и вспомнил обо мне в завещании, я уверена, это можно оспорить. Женщину, оказавшую неподобающее давление на больного человека, легко устранить.
— Дело не в деньгах, Соня.
— И в деньгах тоже! — бросила она со злостью. — Даже миллиардерам не хватает денег. Деньги для них — все! Если Маркус оставил мне деньги, я могу отказаться от них. Или еще лучше — я их отдам. К тому же ты можешь ошибаться.
— Я хотел бы увидеть тебя вечером, — сказал Дэвид, чувствуя напряжение во всем теле. — Тогда бы я мог сказать тебе наверняка.
— Но я не хочу видеть тебя. — Она села за руль с естественной грацией хорошо сложенного гибкого тела, ее глаза блестели от слез.
— Нет, ты хочешь! — Любовь — самое лучшее или самое худшее из увлечений. Можно совсем перестать мыслить здраво.
Она уехала, не сказав больше ни слова.
Среди Вэйнрайтов не было ни одного, чье лицо не выражало бы изумленного недоумения. Вечером семья собралась в библиотеке, чтобы услышать, как семейный адвокат зачитает завещание Маркуса. Холт сидел между своими родителями, время от времени накрывая ладонью руку матери.
Благотворительные заведения, столь дорогие сердцу Маркуса, были одарены очень щедро, так же как и самые молодые члены семьи. Кое-что было завещано его старым друзьям, некоторые суммы — слугам, теперешним и бывшим. Из коллекции картин три самые ценные были переданы в Национальную галерею, а остальные — его матери вместе с бронзовыми статуэтками, которыми она всегда восхищалась. Китайский фарфор, изделия из жадеита и слоновой кости были оставлены Ровене, которая была слишком расстроена, чтобы присутствовать на чтении завещания. Часть ценных бумаг перешла к отцу Дэвида, Роберту. Значительная часть состояния, включая и акции компании, была завещана самому Дэвиду. Ничего неожиданного. Все в семье знали, что он был любимцем Маркуса.
Всеобщее изумление вызвало то, что двадцать миллионов долларов были завещаны Соне Эриксон, никому не известной молодой женщине, по словам Маркуса, «в знак глубокого чувства».
Его родители ничего не сказали, но он видел, как запылали щеки матери и сжались губы отца. Позже мог разразиться скандал. Кто такая, в конце концов, эта Эриксон?
— Одно несомненно, — откомментировала Шарон Холт-Вэйнрайт. — Женщина очень красивая и очень, очень элегантная.
Его мать никогда ничего не упускала.
В полном молчании все разъехались по домам, чтобы обсудить все в тесном семейном кругу. Двадцать миллионов долларов молоденькой флористке?
Да она запросто может скупить теперь весь тропический лес!
— Налей мне виски с содовой, Дэвид. — Плечи отца поникли. Братья были очень близки.
— И мне, — сказала Шарон Вэйнрайт. Она тоже выглядела опустошенной. — Обо всем этом я имею весьма смутное представление. — Она посмотрела на сына: — Как это все случилось, Холт? Наверняка ты что-то знаешь. Конечно, ужасно говорить такое о бедном Маркусе, но он, наверное, совсем потерял голову. Она такая молоденькая, что годится ему в дочери.
— Может, он и хотел иметь дочь, — предположил Роберт Вэйнрайт. — Бедный Маркус был страшно одинок, сколько бы мы ни старались его поддержать. Он ужасно скучал по Люси… Ты что-то хочешь сказать, Дэвид?
— Он подарил ей кольцо, — сказал Холт, который уже давно привык, что родители называли его разными именами. Он протянул каждому по хрустальному стакану. Им придется это узнать. — Кольцо по случаю помолвки.
— Святой боже! — Голова Роберта Вэйнрайта откинулась на кожаную спинку кресла.
— Господи, о чем он только думал? — простонала Шарон. — Сколько женщин по нему сходили с ума все эти годы. Подходящих женщин. Одного с ним возраста.
— Ему не нужна была женщина одного с ним возраста, — сухо заметил Дэвид. — Ему нужна была Соня.
— Можно даже не гадать почему, — проворчала Шарон. — Двадцать миллионов — не так уж мало для работающей женщины.
— Она и не знает еще, что разбогатела, — сказал Дэвид.
— Такая женщина, как она, может запросто окрутить любого мужчину, — цинично усмехнулся Роберт Вэйнрайт. — Нам придется встретиться с этой девушкой, Дэвид. И сделать все, чтобы избежать возможных неприятностей. По крайней мере, ей не нужно будет продавать свою историю какому-нибудь дешевому женскому журналу. Так ты говоришь, она занимается цветами?
— Она собирается возвращать кольцо или думает оставить его у себя в качестве сувенира? — спросила Шарон, не удержавшись от сарказма.
— Она уже пыталась отдать его мне.
— И?..
— Я не взял. Кольцо подарил ей Маркус. Он хотел, что оно было у нее.
— Большая редкость, когда женщина отдает что-то обратно, — задумчиво произнес его отец. — В общем, ты должен устроить нам встречу с ней.
