И вдруг, позабыв о своей травме, Алекс сорвалась с места и побежала.
Побежала!
Она мчалась по траве легко, как газель, но в спешке не заметила большой камень, полузасыпанный песком. Она споткнулась, чуть не упала, но быстро восстановила равновесие, и тут Скотт догнал ее, обхватил за талию.
— Господи, куда это ты бросилась?
— Подальше от тебя! — Она уже не владела собой. — Иди к черту, Скотт! К черту! Все твоя проклятая гордость! В тебе нет ничего человеческого!
— Разве?
Она отчаянно вырывалась, но он развернул ее к себе не хуже балетного танцора и поймал губами ее губы.
На него обрушились воспоминания — воспоминания, которые возвращались к нему только во сне. От Алекс вся боль и вся радость в его жизни. Она никогда не отпустит его.
Позже они так и не могли вспомнить, как оказались в нагретой солнцем песчаной выемке, под пологом раскидистого дерева. Они лихорадочно срывали с себя одежду. Пусть существует тысяча причин, почему им не следует заниматься любовью, — страсть превыше рассудка.
Небо над ними было удивительного густо–синего оттенка, ослепительно яркое. Блеск его как будто все усиливался и закончился огненной вспышкой. Алекс была счастлива. Ее любовь, наконец, нашла свое выражение. Каждое движение Скотта возбуждало ее до предела. По всему ее телу словно пробегали волны — предвестники развязки. За мгновение до этого она громко вскрикнула, не заботясь о том, что кто–нибудь может ее услышать. Какое блаженство — любить друг друга на берегу их тайной лагуны! Только со Скоттом она становилась самой собой, за сотни световых лет от пышной театральной мишуры.
Следом за Алекс Скотт тоже достиг долгожданного момента освобождения. Исчезла боль утраты, холодное дыхание одиночества. Все стало как раньше, когда они были вместе. Роскошь дикой, необузданной страсти. Ни одной другой женщине он не отдавал себя вот так, целиком, безо всяких условий. Алекс — какой–то невероятный парадокс: она не уступает ему по силе страсти, но потом способна повернуться и уйти.
Верно говорят, что женщина может украсть у мужчины сердце. И так и не отдать его назад.
Грузовой самолет привез продукты и разные хозяйственные мелочи, и еще — мешок писем для Алекс.
Эйб втащил мешок на веранду, притворно кряхтя под его тяжестью.
— Знаменитая балерина Александра Эштон, случайно, не здесь проживает? — спросил он, посмеиваясь.
— Что там такое, Эйб? — откликнулась Алекс. Она в это время пила утренний чай вместе с Винни и Питером.
— Письма от поклонников, Принцесса. Видать, люди по тебе соскучились.
— Боже мой! — изумилась Винни. — У тебя сил не хватит ответить на все!
— А ты мне поможешь, — засмеялась Алекс.
— Куда их девать? — спросил Эйб.
— Оставь их, Эйб. — Винни прикидывала, куда бы пристроить мешок.
Эйб поднес руку к своей видавшей виды черной ковбойской шляпе. Он уже спускался с крыльца, но вдруг что–то вспомнил и вернулся.
— Между прочим, вот тебе еще мазь, Принцесса.
Он порылся в кармане и вытащил узкий стеклянный флакон с золотисто–зеленой жидкостью.
— О, спасибо, Эйб, а то моя уже почти кончилась. — Алекс взяла флакончик, любуясь цветовыми переливами. — Она мне очень помогает.
Эйб важно кивнул.
— Это испытанное средство. Мой народ применяет его давным–давно.
— Вы так и не хотите рассказать, из чего это сделано? — Питер подошел поближе, чтобы рассмотреть снадобье.
— А вы верите в его магическую силу?
— Конечно, верит, — быстро сказала Алекс. — Он же сам видел, как действует.
— Я рад это слышать, — провозгласил Эйб, — но эта мазь только для тебя, Принцесса.
— Спасибо, Эйб, — отозвалась Алекс.
Когда Эйб уехал, Питер спросил у Алекс:
— Неужели ты действительно думаешь, что это масло обладает какими–то особенными целебными свойствами?
— А что?
— Вреда от него действительно нет, но я не рискнул бы утверждать, что оно приносит реальную пользу.
Алекс переглянулась с Винни.
— Пока ты здесь, мог бы воспользоваться случаем и познакомиться с туземной медициной, Питер. Аборигены населяли эту страну по меньшей мере сто тысяч лет — вдвое дольше, чем думали до сих пор. Это выяснилось после находки наскальных рисунков на севере. Неудивительно, что они досконально изучили окружающую их природу и научились справляться с болезнями при помощи естественных средств.
Питер пожал плечами.
— Я это понимаю, Алекс. Целебные свойства растений всем известны. Но когда дело переходит, чуть ли не в область сверхъестественного…
— Осторожно, Питер, — предостерегла Алекс. — Эйб — великий колдун.
— Ты меня разыгрываешь! — засмеялся Питер, хотя и с оттенком некоторой неуверенности.
— Он — местный шаман. Я старалась защитить тебя, потому и сказала, что ты веришь. Но Эйб знает правду.
Питер был потрясен.
— Надеюсь, он на меня не обиделся?
— Нет–нет. — Алекс незаметно подмигнула Винни. — Но рецепта мази он тебе не даст.
— Ох, я не хотел его оскорбить, — переживал Питер.
— Не волнуйся, — утешила Алекс, — Эйб занимается только белой магией… теперь.
— В каком смысле?
— Мы подозреваем, что он какое–то время выполнял миссию курдаитча, — серьезно объяснила Винни, наливая себе еще чаю. — Мой брат, отец Скотта, был в этом совершенно уверен. Тридцать лет назад в Западной пустыне происходили столкновения между племенами. Пострадали несколько аборигенов, один из старейшин был убит ударом копья. По законам племени виновные должны были понести наказание. Очень возможно, что Эйб возглавил экспедицию по отмщению и сам выполнил роль палача. Мы знали только одно — все закончилось в то время, когда Эйб якобы ушел странствовать по пустыне.
У Питера глаза полезли на лоб.
— Ну и дела! Надо признать, выглядит старикан довольно–таки устрашающе.
— А их пение, несомненно, обладает магической силой, — добавила Алекс с лукавым блеском в глазах.
— Что еще за пение?
— Это такая форма колдовства, — пояснила Алекс. — Применяется и в наши дни. Жертва, против которой направлено пение, начинает чахнуть и, в конце концов, умирает. Шаман может убить человека, просто нацелив на него палку или же используя изображение жертвы, нарисованное на скале.
— В жизни больше не стану критиковать его зелье, — пообещал Питер. — Ведь эта его мазь прекрасно действует.
— Она, правда, очень хорошо действует, — улыбнулась Алекс.
Мешок с письмами пристроили в уголке большой, прекрасно обставленной комнаты, выходившей окнами в особый сад, окруженный вместо изгороди стеной эвкалиптов. В центре стоял садовый павильон в форме античного храма. Этот сад был устроен специально для матери Скотта, чтобы создать красивый вид из окон комнаты, которую она использовала как гостиную и кабинет одновременно. Алекс тоже очень любила эту комнату.
