Тевзадзе всхлипнул.
— Меня все равно посадят… — сказал он уже другим тоном.
— Нужно попытаться бороться, — упрямо возразил Дронго, —
поверить мне и попытаться что-то предпринять.
Тевзадзе молчал. Долго молчал. Затем наконец спросил:
— Кто вы такой? Я уже понял, что вы не адвокат. И не
следователь. Иначе бы вы так со мной не разговаривали. Кто вы такой?
Дронго взглянул на камеру, установленную в углу. Тевзадзе
уловил его взгляд, понимающе кивнул.
— Я всего лишь помощник адвоката, который приехал сюда,
чтобы помочь вам, — ответил Дронго, — в конце концов, это долг каждого адвоката
и его помощников — установить истину. Адвокаты не могут быть беспристрастными
участниками любого судебного разбирательства в отличие от всех остальных —
судей, прокуроров, следователей, экспертов. Адвокат обязан сделать все, чтобы
защитить своего подзащитного и помочь найти истину. Я спрашиваю еще раз: вы
готовы помочь самому себе?
Глава 5
Дронго и Славин напряженно ждали ответа. Было заметно, как
волнуется Тевзадзе, как он размышляет. Затем он медленно кивнул.
— Вы оговорили себя? — строго спросил Дронго.
— Возможно, — тяжело вздохнул Тевзадзе, — поймите, что я
ничего не хочу утверждать.
— Тогда давайте по порядку. Расскажите, что там на самом
деле произошло.
Тевзадзе взглянул на камеру.
— Изложите свою возможную версию случившегося, — поправился
Дронго.
— Да, конечно. Дело в том, что я работал с Проталиным уже
несколько лет. Меня попросили о сотрудничестве, еще когда я устраивался на
работу. Директор комбината знает меня по прежней работе, он работал раньше в
Риге, а я занимался поставками туда продукции из Средней Азии. Он сразу
согласился меня взять. Но через несколько месяцев меня вызвали в милицию и
предложили сотрудничать. Проталин сразу объяснил, что иначе меня просто отсюда
удалят и не дадут мне гражданства. Я ведь приехал сюда гражданином Грузии и
подал заявление на получение российского гражданства. У меня все было законно:
дочь родилась в Москве, и она была российской гражданкой. А я мог получить
гражданство России как ее отец. Но Проталин сразу объяснил мне, что они просто
меня выдворят и не разрешат мне здесь оставаться. Я долго колебался. Ведь я
дважды сидел в колониях и знаю, как относятся к осведомителям. Но у меня просто
не было другого выхода. Через пять месяцев я согласился.
— Вы получали деньги?
— Нет. Мне не платили. Я неплохо зарабатывал как заместитель
директора. У меня остались прежние связи, знакомства. Я только рассказывал
Проталину и его сотрудникам о настроениях наших работников, присматривал за
ними. Один раз мы предотвратили возможный грабеж банка, когда я узнал, что
сразу двое наших бывших осужденных готовят это преступление. Проталин был очень
доволен.
Тевзадзе немного помолчал и продолжил:
— Все было нормально, до того дня. Мы обычно встречались
один раз в две-три недели. Но в тот день у нас была обычная встреча. Меня строго
предупреждали, что я не должен появляться там на своей машине. Поэтому я обычно
ездил туда на автобусе. И в этот день опоздал минут на десять или пятнадцать.
Быстро прошел во двор. Я очень торопился и прошел мимо двух женщин, чуть не
сбив одну из них с ног. Извинился. Я знал, что эта женщина с тростью была
соседкой по этажу.
Я вошел в дом и увидел, что у меня развязался шнурок на
ботинке. Не люблю, когда болтаются шнурки. Помните, как у космонавта Гагарина,
когда он идет после своего триумфального полета докладывать Хрущеву. И у него
болтаются шнурки. Честное слово, я всегда думал о состоянии Гагарина, который
не успел завязать шнурки. И чувствовал себя дискомфортно вместо него. Хотя,
наверно, в такой день он мог об этом не думать. Я вошел в подъезд, на первый
этаж нужно было подняться один лестничный пролет. И наклонился, чтобы завязать
свои шнурки. Как раз в этот момент раздался какой-то шум. Мне показалось, что
это был не выстрел, скорее что-то упало. Я поднял голову и подумал, что
напрасно Проталин так шумит. Его могут услышать соседи. В этот момент раздался
второй выстрел. Тут я испугался. Ведь о нашей встрече никто не должен был
знать. И Проталин ждал именно меня. Поэтому я побежал наверх. У меня был свой
ключ от квартиры. Я открыл дверь, вбежал в квартиру и сразу увидел лежавшего на
полу полковника. Он был в крови и уже мертвый. На полу лежал пистолет. Не знаю,
что со мной случилось. Возможно, я просто испугался или потерял вообще
представление о том, что происходит. Я сразу схватил пистолет. Честное слово, я
хотел даже защитить полковника от возможных нападений. Но рядом никого не было.
Ни в этой комнате, ни во второй. Я наклонился, чтобы помочь Проталину, но он
был уже мертв. Тогда я бросил пистолет на пол, перевернул тело. Но помочь
полковнику я уже не мог. Как раз в этот момент, когда я стоял над телом
погибшего, в квартиру ворвались сотрудники милиции. Я ведь не закрыл дверь,
когда входил.
Они бросились ко мне с криками. Начали меня избивать. Я
кричал, что не убивал полковника. Тогда они успокоились. Вызвали сотрудников
уголовного розыска. Те тоже дали мне несколько пощечин. Потом начали методично
проверять весь дом. Всех, кто в этот момент мог оказаться в доме. Проверили все
три этажа, но никого не нашли. Пистолет сразу забрали на экспертизу, а меня
взяли с собой. До вечера я просидел в дежурной части. А потом вошли еще трое
сотрудников уголовного розыска и снова меня избили. На этот раз достаточно
сильно. Они кричали, что на оружии нашли мои отпечатки.
Я ничего не понимал, кричал, что не убивал полковника. Потом
меня перевели в одиночную камеру. Потом долго проверяли. И снова избивали. А
затем меня перевели в камеру к местным блатным, где меня избили так, что я
попал в больницу. Вот, собственно, и вся история.
— Вас заставили дать показания?
— Не совсем заставили, — вздохнул Тевзадзе, — просто
популярно объяснили, что именно я должен делать. Если я откажусь подписать
признание, то меня будут «прессовать» до тех пор, пока я не соглашусь. Ведь все
факты против меня, и никто мне не верит. Моя дочь учится в институте, и ей уже
предложили перевестись куда-нибудь в другой город. Ее жениху тоже объяснили,
как нужно себя вести. Иначе у него будут неприятности. В общем, я долго не смог
держаться. У меня не осталось никаких сил. Я не хотел больше попадать в камеру
к уголовникам. Второй раз они бы меня так просто не отпустили.
— Я же вас столько раз просил рассказать мне обо всем.
Почему вы молчали? — не выдержал Славин.
— Не верил, — признался Тевзадзе, — молодой вы очень. Не
верил я, что вы сумеете что-то сделать. Вот ему поверил. Он человек опытный,
ваш «помощник», сразу видно, что все понимает. И как с людьми разговаривать. И
как себя вести. А вам не верил. Я ведь знал, что вас прислали из Москвы, все
местные адвокаты отказались меня защищать. Поэтому и не верил. Думал, что вы
просто приехали «отбывать свой номер». И сразу уедете, как только закончится
этот судебный процесс. А следователь мне сразу объяснил, что оформит уголовное
дело как «убийство в состоянии аффекта», но потом передумал. Решил, что его не
поймут. Мне заключенные говорили, что следователь ждет нового назначения. Очень
хочет стать прокурором. Вот поэтому он и поменял немного дело. Написал, что это
было убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Убийство офицера милиции при
исполнении своего долга. Вы же знаете, что бывает за такие убийства. В бывшем
Уголовном кодексе в Советском Союзе это была единственная статья, где давали
либо расстрел, либо сразу пятнадцать лет. И во всем мире это самая страшная и
расстрельная статья. Убийство офицера полиции во время исполнения им своего
долга. В Америке сразу отправляют на электрический стул, в других странах
гарантированно дают пожизненное. Правда, следователь указал, что мы спорили, и
поэтому мне могут дать двадцать или двадцать пять лет. Но мне было уже все
равно.
