Он обнимает меня и крепко держит, пока я плачу. Мы сидим у костра, который мэр развел на площади — армия разбивает здесь новый лагерь. После атаки огненными бумерангами от войска Нью-Прентисстауна осталось меньше половины.
После атаки, которую я остановила, ударив по спэклам ракетой.
Сразу после этого я вскочила на Желудя и помчалась через город навстречу армии, громко выкрикивая имя Тодда, пока не нашла его: страшно напуганного, с раз-мытым Шумом, но зато живого.
Живого.
Ради этого я изменила целый мир.
— Я бы сделал то же самое. — бормочет Тодд мне на ухо.
— Нет, ты не понимаешь. — Я немного отстраняюсь. — Если бы они тебя ранили, если бы убили… — Проглатываю ком в горле. — Я бы уничтожила всех до единого.
— Я тоже, Виола, — повторяет он. — На твоем месте я бы поступил так же, не раздумывая.
Я вытираю нос рукавом:
— Знаю, Тодд. Разве это не делает нас опасными?
Хоть его Шум и размыт, в нем все равно видна растерянность.
— Не понял?
— Брэдли все твердит, что на войне нельзя сводить личные счеты. Но я втянула их в войну из-за тебя.
— Рано или поздно им пришлось бы что-то сделать. Если они хотя бы наполовину такие хорошие, как ты говоришь…
Я повышаю голос:
— Но я не оставила им выбора!…
— Прекрати. — Тодд снова притягивает меня к себе.
К нам подходит мэр:
— Все нормально?
— Уйди! — огрызается Тодд.
— Дай мне хоть поблагодарить Виолу…
— Я же сказал…
— Она нас спасла, Тодд, — говорит мэр, подходя еще ближе, чересчур близко. — Легко и просто Виола изменила ход войны. Словами не передать, как я ей признателен.
Я замираю в объятиях Тодда.
— Оставь нас в покое! — слышу я его голос. — Быстро!
Ненадолго воцаряется тишина, а потом мэр говорит:
— Что ж, хорошо. Если понадоблюсь, я рядом.
Когда он уходит, я поднимаю голову:
— «Если понадоблюсь»?
Тодд пожимает плечами:
— Он мог бросить меня умирать. Без меня ему жилось бы куда проще. Но он спас мне жизнь.
— На то была причина, — говорю я. — И точно не благородная.
Он не отвечает, только молча смотрит на мэра — тот разговаривает со своими людьми, но продолжает поглядывать на нас.
— Твой Шум все еще сложно читать, — говорю я. — Даже сложней, чем раньше.
Тодд отводит глаза.
— Это случилось во время сражения, — говорит он. — Вокруг было столько криков и крови…
В самой глубине его Шума я различаю что-то про круг…
— А у тебя как дела? Выглядишь неважно. Виола…
Настал мой черед прятать взгляд. Я невольно стягиваю рукав пониже:
— Просто не выспалась.
Но момент действительно странный: между нами как будто повисает какая-то недосказанность, ложь…
Я залезаю в сумку и протягиваю Тодду комм:
— На, держи. Взамен старого. Мне на корабле другой дадут.
Тодд удивленно смотрит на меня:
— Ты что, вернешься на холм?
— Я должна. Война теперь в полном разгаре — по моей вине. Это ведь я выпустила ту ракету. А значит, я должна все исправить…
Я снова расстраиваюсь, потому что перед глазами опять встает эта картина: Тодд один, живой, армия бежит к городу, и огненные бумеранги уже не могут их достать…
Атака закончилась.
Но я все равно выстрелила.
Втянула Симону, Брэдли и весь караван в войну, которая может оказаться в десять раз страшнее прежней.
— Я бы поступил так же, Виола.
Я знаю, что он говорит чистую правду.
Но, обнимая его, я не могу избавиться от навязчивой мысли, которая все крутится и крутится в голове.
То, что мы с Тоддом готовы друг ради друга на все, — это хорошо?
Или мы все-таки опасны?
[Тодд]
Потом начинается жуткое и долгое затишье.
Ночь, день и еще одна ночь после атаки лучников проходят в абсолютной тишине, ничего не происходит. От спэклов на холме никаких вестей, хотя по ночам мы по-прежнему видим сияние от их костров. С корабля — разведчика тоже ни слова. Виола рассказала им, что за человек наш мэр. Видимо, они решили ждать, пока он сам придет, а в случае необходимости передавать сообщения через меня. Но мэр не торопится с визитом. Да и куда ему торопиться? Они сделали все, как он хотел — даже просить не пришлось.
Тем временем он поставил мощную охрану вокруг единственной большой цистерны с водой, которая находится в переулке рядом с главной площадью. Еще он приказал солдатам собирать по домам пищу и относить ее в заброшенную конюшню неподалеку от цистерны — там устроили продуктовый склад. Все это происходит под его личным надзором, разумеется, и палатку он разбил неподалеку.
Я думал, мэр займет какой-нибудь дом, но он выбрал палатку и костер: мол, когда вокруг РЕВет армия, это больше похоже на настоящую войну. Он даже велел перешить для себя запасную форму мистера Тейта, чтобы снова ходить во всем новеньком и чистом.
Рядом он распорядился разбить палатки для меня и своих офицеров. Как бутто я тоже важная шишка. Как бутто он не зря спас мне жизнь. Мне даже койку поставили, чтобы я мог наконец-то поспать после двух дней и ночей непрерывных сражений. Мне было стыдно спать посреди войны, но я так устал, что в итоге отключился.
Мне приснилась она.
Как она прискакала за мной сразу после ракетного удара, а я обнимал ее, и волосы у нее немножко попахивали, она была мокрая насквозь и горячая и одновременно холодная, но всетаки это была она…
— Виола! — Я с криком вскакиваю на постели. Изо рта вырывается облако пара.
Секунду-две я пытаюсь перевести дух, потом встаю и выбираюсь из палатки. На улице я иду прямиком к Ангаррад и прижимаюсь лбом к ее теплому лошадиному боку.
— Привет, — слышу я и поднимаю голову. Молодой солдат, которому велели кормить Ангаррад, принес ей ранний завтрак.
— Привет, — отвечаю я.
Солдат хоть и старше меня, но все равно стесняется и прячет глаза. Он подвешивает торбу с овсом к морде Ангаррад и еще одну — к морде Радости Джульетты, лошади мистера Моргана, которую мэр забрал у него после смерти Морпета. Эта властная и самодовольная кобыла рычит и фыркает на все, что движется.
Сдавайся! — говорит она солдату.
— Сама сдавайся, — бормочет он. Я хихикаю, потомушто тоже всегда ей так отвечаю.
