— Сейчас принесу, — вдруг выпаливает он.
Джеймс смотрит на меня…
Не мигая…
И я чувствую в воздухе какой-то невидимый извивающийся шнур…
Он тянется от моего Шума к его…
И тихо гудит.…
— Я побежал, — говорит Джеймс, не мигая, — принесу прямо сейчас.
Он разворачивается и уходит обратно на склад.
А гул все извивается в моем Шуме — его движения нельзя проследить, он неуловим, точно тень, которая ускользает от тебя, стоит обернуться…
Но важно другое…
Я хотел, чтобы Джеймс согласился…
И он согласился…
Я управлял им.
Прямо как мэр.
Джеймс шагает к складу как ни в чем ни бывало, бутто по своей воле.
А у меня начинают трястись руки.
Вот черт!
[Виола]
— Вы больше всех нас знаете о мирном договоре, — заявляю я. — Вы тогда были главной в Нью-Прентисстауне и…
— Я была главной в Хейвене, дитя, — перебивает меня госпожа Койл, поднимая голову от кастрюли с едой, которую мы раздаем горожанам, выстроившимся в длинную очередь. — А к Нью-Прентисстауну я не имею никакого отношения.
— Но вы сказали, что знаете про мирный договор!
— Разумеется, знаю. Я же вела переговоры.
— Ну, тогда вы можете сделать это снова. Хотя бы расскажите, с чего начать.
— Не слишком вы тут разговорились? — озабоченно спрашивает Джейн. — Может, будем раздавать еду?
— Извини.
— Целительницы страшно злятся, когда мы болтаем почем зря. — Джейн поворачивается к следующему человеку в очереди — женщине, держащей за руку маленькую дочь. — Мне вот все время попадает.
Госпожа Койл вздыхает и понижает голос:
— Начали мы с того, что разгромили спэклов, дитя. Только так и можно вступить с ними в переговоры.
— Но…
— Виола, — она поворачивается ко мне, — ты помнишь, в какую панику ударились люди, когда узнали о новой атаке спэклов?
— Да, но…
— Это потому, что последний раз нас едва не стерли с лица земли. Такое не забывается.
— Значит, у нас тем больше поводов не дать этому повториться, — говорю я. — Мы показали спэклам свою мощь…
— В их распоряжении не менее сокрушительное оружие: если они резко откроют плотину, река уничтожит город. А те немногие из нас, кто выживет, станут легкой добычей. Ситуация патовая.
— Но мы же не можем просто сидеть и ждать очередной битвы! Так и у спэклов, и у мэра будет преимущество…
— Ничего подобного, дитя.
В ее голосе звенит какая-то странная нотка.
— И как это понимать?!
Справа от меня раздается тихий стон. Джейн перестала раздавать еду и смотрит на меня с нескрываемой досадой.
— Договоришься ведь! — громко шепчет она.
— Джейн, да все нормально. Мы с госпожой Койл просто разговариваем.
— Она пуще всех обычно злится, с ней шутки плохи!
— Вот именно, Виола. Со мной шутки плохи.
Я крепко поджимаю губы.
— Что вы имели в виду? — спрашиваю я как можно тише, чтобы не пугать Джейн. — Что с мэром?
— Подожди — и сама все увидишь, — отвечает госпожа Койл. — Наберись терпения.
— Ну-ну, а тем временем люди будут умирать!
— Где ты видишь умирающих? — Она показывает на очередь голодных людей, в основном женщин, но и мужчин, и детей тоже — все они стали еще изможденней и грязней, чем раньше, но госпожа Койл права, они не умирают. — Напротив, они живут, выживают наперекор всем невзгодам, помогают друг другу. А мэру только это и нужно.
Я прищуриваюсь:
— В смысле?
— Оглянись по сторонам, — говорит она. — Здесь половина населения планеты, все остальные — с ним.
— И?…
— Он нас в покое не оставит, понимаешь? — Госпожа Койл качает головой. — Он хочет, чтобы мы одержали полную победу. Ему нужно не только оружие на корабле, но и все мы, и население каравана — а то кем потом править? Так он мыслит. Пока что мэр сидит и ждет, когда мы сами к нему явимся, но смотри внимательно: настанет день — и настанет он очень скоро, — когда мэр придет за нами, дитя. — Она улыбается и снова начинает раздавать еду. — А я буду его поджидать.
[Тодд]
К середине ночи я устаю ворочаться на койке и выхожу к костру погреться. После того странного случая с Джеймсом сон не идет.
Я управлял им.
Ей-богу, мне это удалось.
Понятия не имею как.
(но я чувствовал себя таким…)
(таким могущественным…)
(это было очень здорово…)
(заткнись…)
— Не спится, Тодд?
Я раздраженно хмыкаю. Мэр стоит по другую сторону костра, к которому я наклонился погреть руки, и наблюдает за мной.
— Может, оставишь меня в покое? Он издает короткий смешок:
— Упустить то, чем сполна насладился мой сын? Мой Шум от удивления громко крякает.
— Не смей говорить о Дейви! Не вздумай, понял? Он примирительно поднимает руки:
— Я только говорю, что ты спас его душу.
Я все еще бешусь, но эти слова меня задевают.
— Спас душу?
— Ты его изменил, Тодд Хьюитт, — поясняет мэр. — Насколько это вапще было возможно. Он был никчемным мальчишкой, а с тобой стал почти мужчиной.
— Этого мы никогда не узнаем, — рычу я. — Ты его убил.
— На войне так бывает. Иногда приходится принимать страшные решения.
— Это решение принимать было необязательно.
Мэр смотрит мне в глаза:
— Может быть. Но если и так, этому научил меня ты. — Он улыбается. — Ты заразен, Тодд.
— Твою душу уже никто не спасет.
Внезапно в городе гаснет весь свет.
Только что мы смотрели на горящие окна в конце площади — окна домов, где греются мирные жители…
И вдруг они потухают.
А потом с другой стороны раздаются выстрелы…
Стреляют из единственного ружья…
Бах, потом еще раз: бах!
Мэр уже хватает винтовку, и я бегу за ним следом: выстрелы прогремели за электростанцией, в переулке, который спускается к пересохшему речному руслу. Не-сколько солдат тоже бросаются туда, включая мистера О’Хару. Чем дальше от лагеря и костров, тем темнее становится вокруг, но больше ничего не происходит, ни звука не слышно.
