Она вздохнула: „Их так много. Иногда Я слышу о Мут и Тоте".
„И Они тоже могут исходить из Птаха".
„Могут?"
„Ну, — сказал я, на самом деле покрывшись потом, чувство дурноты не проходило, — в действительности Они произошли от луны".
„Кто?"
„Мут и Тот. И Хонсу".
О".
„Луна — другой глаз Хора".
„Да".
„Первый глаз, как я сказал, — это солнце. Его можно увидеть в ядрышке зерна. Оно имеет форму глаза".
„Да".
Я не сказал Ей, что Глаз Хора — это также влагалище. Я, однако, объяснил, как две Повелительницы Верхнего и Нижнего Египта — Кобра Уаджит и Коршун Нехбет (Она же Белая Богиня) пребывают в Двойной Короне на голове Фараона. Притом что Сам Фараон — Хор, Он также — Хор и Сет.
„Как может Он быть Хором и Сетом? — спросила Она. — Ведь Они постоянно сражаются друг с другом".
„Но не тогда, когда пребывают в Нем, — объяснил я. — Фараон обладает такой силой, что заставляет Их жить в мире".
Она снова вздохнула: „Все это Мне совершенно непонятно. Я выросла в стране, где есть четыре времени года. Мы говорим о весне, лете, осени и зиме. Но у вас в Египте их только три, и никогда не идет дождь. Вместо него у вас — разлив. У вас нет нашей прекрасной весны, когда мы видим, как появляются новые листья".
„Да нет же, это просто, — сказал Ей я. — Послушай, все Боги — такие же, как другие Боги. Это происходит потому, что Они могут соединяться друг с другом. Сехмет — львица, а Бастет — кошка. Такая же прекрасная, как Мермер. Но Хатхор может быть и той и другой. При этом, когда желает, Хатхор становится Исидой. И во всех наших Богов может входить Ра. Даже в Себека, крокодила из Фаюма".
„И так же и Амон, когда Он — Амон-Ра?" „Нет, здесь по-другому, — сказал я. — Амон-Ра — Царь Богов". — Но мне не хотелось говорить об Амоне, стоя на Его храме. „Давай вернемся", — предложила Она.
И вот мы вернулись — по Большой улице Храма Амона, которая вела к землям Дворца, и всю дорогу Она молчала. Она не сказала ни слова, пока мы не вошли в Ее покои во Дворце Колонн Белой Богини. Тогда она помрачнела еще больше. Не знаю, быть может, на мне лежало проклятие Хекет, но в покоях Маатхорнефруры все еще чувствовалась тяжесть последних несчастливых часов Усермаатра, и я ощущал уродство Хекет в беспокойстве каждого сочленения и складки моего тела. Я вдруг с тоской подумал о том, что, рассказав Маатхорнефруре о величайших Богах, я ни разу не упомянул имени Хепри, а Он должен был быть упомянут в их ряду. Но, вспомнив о том, как Он был рожден в навозной тьме и что Он пребывает в мрачнейших пещерах земли, я подумал, что, пожалуй, не смог бы объяснить Ей, что у жука есть и крылья для полета и что он таким образом познает все миры.
„Расскажи мне о луне, — сказала Маатхорнефрура. — Кто этот Бог? — Ее кожа в лавандовых тенях тех комнат была бледной, подобно луне. — Полагаю, — добавила Она, надув губы, — что это — ваш Глаз Хора".
„Нет, — ответил я, — это Глаз Хора есть луна. — Я уже проголодался, и мое собственное настроение тоже испортилось. — Осирис — Бог луны, и Хонсу тоже".
„Хонсу? Ты называл раньше Его имя?"
„Он сын Амона и Мут", — в отчаянии ответил я. Мне еще предстояло рассказать Ей об Амоне и Мут. „Разумеется, Тот, — поспешил добавить я, — также Бог луны, но некоторые говорят, что Бог луны — Коршун Нехбет, в честь Которой назван Твой Дворец. Когда на то есть Их воля, любой из этих Богов может являться Богом луны".
„Они отправляются туда все сразу?"
„Не знаю, — ответил я, — раньше мне никто не задавал этот вопрос".
Она позвала слугу, который принес нам жареного гуся в соусе из перцев, которые, вероятно, привезли из Кадеша, так как огонь в нем был не из наших пустынь и болот. Затем мы запили его пивом.
„Все не так уж сложно", — сказал я.
„Пожалуйста, не говори этого больше", — попросила Она.
„В сирийских лесах, — сказал я, — может быть пять разновидностей деревьев. Каждое из них происходит от отдельного Божества, однако на одном холме можно найти все пять. А еще ведь есть и Бог самого холма. Таким образом, пять Богов пяти деревьев могут быть также частью Бога холма".
„Да, это так, — сказала Она и сладко зевнула. — Тебе понравились наши перцы?"
Я кивнул. Мне не хотелось прекращать обучение. У меня было такое чувство, будто я сам начинаю понимать все это. „В Элефантине, — продолжил я, — вверх по течению, у Первого Порога, обитает Бог Хнум. У Него рога барана. Он охраняет Нил. Но одновременно Он живет ниже, в Абидосе, у Храма Осириса, и там Он — муж Хекет — не Твоей Хекет, но самой первой Великой Богини, первой лягушки. Хнум также может жить в Ра. И в Гебе. Тогда каждый из этих Богов позволяет Хнуму думать их мыслями. Разумеется, это помогает им самим думать мыслями Хнума. Временами, когда Им это нужно, так как Хнум — тот гончар, Который лепит из глины нашу плоть".
„Ты рассказал Мне так много, — сказала Она, — ты прекрасный учитель". Я поблагодарил и ответил, что нет, это не так. Она надела Свой белокурый парик. Тем утром в Храме, чтобы не быть узнанной, Она носила черный парик, который сняла, как только мы вернулись в Ее покои. Пока мы ели, у Нее на голове не было парика. Но теперь Она надела белокурый парик.
„Ты рассказал Мне про такое множество Богов, — сказала Она, — но почти ничего об Амоне".
„О, Амон, — сказал я и отхлебнул еще пива. — Амон — это Сокрытый. Он пребывает за всеми Богами".
„Он всегда там?"
„Всегда". — Конечно, я решил не говорить Ей, что — если произнести не то, что следует — можно почувствовать, как, пребывая в воздухе, Он слышит это.
„Всегда?" — повторила Она.
„Он был с самого начала, вместе с ветром. Он был первым из восьми слепых Божеств, представлявших собой лягушек и змей в слизи, но даже в той тьме Он был воздухом". — Я никогда не любил говорить о воздухе, а также произносить то, чего не следовало. Воздух, находившийся в ухе, был Амоном. В тот момент я был рад, что, в отличие от Усермаатра, я не знаю руки Амона на моем сердце.
„Я слышала, — сказала Она, — что когда-то здесь, в Фивах, Амон был всего лишь незначительным Божком. Просто маленький Бог города Фивы. Но когда более важные Боги не могли решить, Кто из Них самый главный, Они выбрали Его. И теперь Он — Великий Бог".
„Это тоже верно, — сказал я. — Верно и то и другое. Потому-то Египет и есть страна Двух Земель".
„Ты больше жрец, чем воин", — сказала Она.
Я поклонился.
„Амон — Бог воздуха?" — спросила Она.
Я снова поклонился.
„Тогда Он похож на нашего Энлиля. — Она улыбнулась. — Наш Энлиль входит во все деревья, и тогда ветви машут нам, когда Он проходит мимо". Она допила Свое пиво и посмотрела на свой пустой кувшин.
