И блудница, с глазами жемчужно-серыми, как последний вечерний свет, тихонько сказала:
— Я не хочу остаться без носа.
Я спросил:
— Женщина, где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
Она ответила скромно:
Здесь некому судить меня.
Я тоже не осуждаю тебя, — промолвил я. — Иди!
Но я знал: этого мало. Блуд, скопившийся в женщине, не покинул еще закоулков ее души. Я спросил:
Куда ты можешь пойти? Не предашься ли снова прелюбодеянию со многими мужчинами?
Не осуждаешь меня, так не суди. Без плоти нет жизни.
Она оказалась горда. И сильна. Я увидел: она обручена с семью силами дьявольского гнева и их потомками — семью демонами. Значит, я должен попробовать их изгнать. Разумеется, они не поспешат наружу. Они и вправду покидали ее неохотно, по одному, и тут же вцеплялись когтями в немногие окружавшие нас добрые силы. Одни из них были хитры, другие похотливы, и почти все ужасны — все семь дьявольских сил и семь демонов.
Первой силой была Темнота, а ее демоном — Измена. Лишь выкликая их имена, я осознал, что выведал у Сатаны больше, чем он рассчитывал мне открыть. Я знал, что вторая сила — Страсть, а ее демон — Гордость. Третья — Невежество, с демоном Ненасытностью, пожиравшим мясо свиньи. Четвертой силой была Любовь к смерти, а ее демон — не кто иной, как Стремление съесть себе подобного. Ибо мы ближе всего к смерти в тот миг, когда вкушаем людскую плоть. Пятая сила всегда хотела Власти над всем, а ее демон был Растлителем духов, поэтому с его появлением окружавшие нас добрые духи немало смутились. Шестая сила называлась Избыток ума, а ее демон — Похититель душ. Но седьмая сила была самой страшной из всех. Имя ей было — Мудрость гнева, а ее демоном была Жажда рушить города. Все семь дьявольских сил и всех семь демонов изгнал я из этой женщины. И лишь тогда сказал:
— Иди и впредь не греши.
И она ушла.
После я узнал, что имя женщины — Мария, а родом она из местечка Магдала под Тверией. Многие евреи в этом городе пали на войне против римлян. И кости падших лежали теперь под фундаментами зданий, которые возвели победители. То есть эта женщина, Мария Магдалина, блудодействовала на земле наших мучеников. Нo я не сожалел о том, что спас ее. Все-таки одна половина ее была кроткой, и этой своей половиной она принадлежала Богу. Я не думал, что нам суждено свидеться вновь. Однако я ошибался.
39
Во второй свой день в Иерусалиме я шел по Иродиадиной улице и думал: как могли назвать улицу в честь жены Ирода Антипы? Как забыть, что по ее повелению убили Иоанна Крестителя? И вот теперь ее проклятым именем названа широкая улица, ведущая к главным воротам Храма!
Ко мне приблизился слепец. Как сказал он сам — слепой от рождения. Даже в детстве он был лишен счастья видеть разноцветный мир. Один из моих учеников спросил:
Наставник, какой грех совершили его родители? За что он родился слепым?
Этот человек слеп для того, чтобы, как только он прозреет, на нем явились дела Божий. И я его исцелю.
Но я пожалел о поспешно данном обещании. Взглянув на слепца, я растерялся: по бокам его носа не было хотя бы незрячих глаз. Лишь две щели темнели под бровями.
— Я верую, — воззвал я к Отцу. — Помоги моему неверию.
Я плюнул на землю, растер слюну с землей и замазал слепцу глазные щели. И произнес:
— Иди. Омойся в купальне Силоамской. Эта купальня находилась прямо возле
тропы.
Постукивая перед собой палкой, он кое-как нащупал дорогу. Вернулся он уже зрячим. Соседи спрашивали его:
— Разве не ты только что сидел и просил милостыню?
Другие кивали:
— Он это, он самый.
Когда его спросили, как вышло, что он прозрел, он объяснил так:
— Человек по имени Иисус помазал мне глаза и велел омыться. И вот теперь я вижу.
Люди спросили:
— Где же этот Иисус?
— Не знаю, — ответил бывший слепец.
На улице какой-то фарисей тоже спросил его, как он прозрел. И бывший слепец повторил свою историю.
Фарисеи решили, что не мог он быть слеп от рождения. Они призвали его родителей.
Но перепуганные старики повторяли только одно:
— Мы знаем, что это наш сын и что он родился слепым. Но как случилось, что он теперь зрячий, и кто дал ему зрение, — мы не знаем. Наш сын совершеннолетний. Спросите его. Он может сам за себя говорить.
И фарисеи снова подступили к бывшему слепцу.
Человек, помазавший грязью глаза твои, — грешник, — заявили они.
Уж не знаю, грешник он или нет, — ответствовал тот. — Знаю одно: я был слеп, а теперь вижу.
Как же он открыл глаза твои? — допытывались фарисеи.
Я уже рассказал, но вы не услышали. Зачем же мне повторять? Или вы хотите стать его учениками?
Мы — ученики Моисея. — возмутились фарисеи. — Но нам надо узнать, откуда взялся этот Иисус.
Прозревший становился храбрее с каждой минутой, которую он прожил, видя мир вокруг себя. Я радовался, что мне довелось исцелить такого достойного человека.
— Удивительное дело, — сказал он фарисеям. — Вы не знаете, откуда он взялся. А ведь он открыл мне глаза. Если не Бог послал его, разве смог бы он это сделать?
Фарисеи набросились на него с бранью и кулаками:
— Ты, рожденный во грехе, как смеешь ты учить нас?
И прогнали его прочь. Ученики привели его назад ко мне. Я сказал:
— Я здесь не только затем, чтобы слепые прозрели, но и затем, чтобы считающие себя зрячими поняли, что слепы.
Гнев мой был сейчас куда больше, чем накануне, когда я перевернул столы ростовщиков. Да, много больше. Гнев был сейчас не в руках, не в ногах, не в голосе моем. Он проник в тайники сердца.
Услышав такие мои речи, один из фарисеев насмешливо спросил:
— Это я-то слепой?
— Да, ты слеп в грехе своем, — ответил я. Фарисей этот полагал себя важной птицей.
В этом Иисусе сидит бес! Он спятил! — заявил фарисей.
Может ли бес открыть глаза человеку, который был слеп от роду? — возразили другие фарисеи.
Между ними разгорелся спор.
Чуть дальше на Иродиадиной улице мне встретился старый фарисей с добрым лицом. Лоб его бороздили морщины, рот кривился в мудрой усмешке. Он подошел ко мне и спросил, можем ли мы поговорить.
— Многие из нас, правоверных иудеев, одобряют твой вчерашний поступок, — сказал он. — Опрокинуть столы менял — дело богоугодное. Жаль, мало кто решается противостоять стяжателям. Но…
