— Не глазейте на девку.
— Казимир первый начал.
— Нет, не я, не я.
— Не трогай Казимира! — Он еще раз шлепает Стива. Руки его все еще пахнут бойней, кровью убитых животных.
— Ну я тебе еще задам, — шепчет Стив спустя некоторое время.
— А-а-а.
Полак усмехается про себя. Он знает, что Стив забудет об этом, а если и нет, то всегда найдется возможность улизнуть. Всегда так бывает.
В классе все кричат.
— Кто налепил жвачку на скамейки, кто это сделал?
Мисс Марсден вот-вот заплачет.
— Тише, дети, тише, пожалуйста. Джон и ты, Луиза, очистите скамейки.
— Почему мы, ведь не мы же ее налепили?
— Я помогу им, — вызывается Полак.
— Хорошо, Казимир, ты хороший мальчик.
Девочки, вытянув носики, оглядываются по сторонам с любопытством и негодованием.
— Это Казимир налепил, — шепчут они, — это он.
Их шепот доходит до слуха мисс Марсден.
— Ты это сделал, Казимир? Скажи мне правду, я не накажу тебя.
— Я? А зачем мне надо было это делать?
— Подойди сюда, Казимир.
Он подходит к столу. Учительница обнимает его, а он прижимается к ее руке. Глядя на ребят и подмигивая им, кладет голову ей на плечо. Дети хихикают.
— Ну, Казимир, не делай больше этого.
— Чего не делать, мисс?
— Это ты налепил жвачку на скамейки? Скажи мне правду, я не буду тебя наказывать.
— Нет, не я.
— А на скамейке Казимира нет жвачки, мисс Марсден, — говорит Алиса Рэфферти.
— Почему же твоя скамейка чистая? — спрашивает учительница.
— Не знаю, может быть, тот, кто сделал это, боится меня?
— Так кто же это сделал, Казимир?
— Откуда я знаю. Нужно мне вытирать скамейки?
— Казимир, ты должен стараться быть хорошим мальчиком.
— Да, мисс Марсден.
Он возвращается на свое место и, притворяясь, что помогает ребятам, перешептывается с девочками.
Летом ребята гуляют до позднего вечера. В безлюдных местах играют в прятки и обливаются водой из пожарных кранов. Летом всегда происходят какие-то волнующие события. То где-нибудь дом сгорит, то, взобравшись на крыши, они подсматривают за взрослыми ребятами, как те обхаживают девчонок. А если очень жарко, можно прошмыгнуть в кинотеатр, потому что входные двери оставляют открытыми для проветривания.
Один или два раза им действительно повезло.
— Эй, Полак, в переулке за домом Сальваторе валяется пьяный.
— А деньги у него есть?
— Откуда я знаю? — огрызается мальчишка.
— А-а, ну пошли.
Они тихо крадутся по переулку и выходят на пустынное место за домами. Пьяный храпит.
— Ну, давай, Полак.
— «Давай»! А как потом поделимся?
— Сам поделишь.
Он подкрадывается к пьяному и медленно ощупывает его в поисках кошелька. Пьяный перестает храпеть и хватает Полака за руку.
— Пусти, черт возьми…
Пошарив вокруг себя свободной рукой, Полак находит на земле камень, поднимает его и бьет пьяного по голове. Тот еще сильнее сжимает руку, и он вновь наносит ему удар. «Где же кошелек? Где кошелек? Надо скорее». Полак лезет в карманы и вытаскивает кое-какую мелочь.
— О'кей, пошли.
Двое мальчишек тихо выходят из переулка и делят деньги около уличного фонаря.
— Шестьдесят центов мне, двадцать пять — тебе.
— Ты что? Ведь нашел-то его я.
— А ты что? Я рисковал, — говорит Полак. — Или ты думаешь, это не в счет?
— А-а-а.
— Пошел ты к чертям собачьим.
Насвистывая, он уходит, и его трясет от хохота при мысли о том, как он бил пьяного. Утром этого человека нет, и Полак чувствует облегчение.
«Пьяного не убьешь», — думает Полак. Он знает об этом от старших.
Когда Полаку исполняется десять лет, отец умирает, и после похорон мать пытается устроить его на работу на бойню. Но спустя месяц его замечает инспектор по образованию, и матери ничего не остается, как определить своего сына в сиротский дом. Приходится учиться кое-чему новому, впрочем, не столь уж и новому. Нужно быть очень осторожным, чтобы не попасться, иначе здорово влетит.
— Вытяни-ка руку, Казимир.
— Зачем, сестра? Что я такого сделал?
— Кому сказали, вытяни руку. — Удар по ладони так силен, что Казимир подскакивает.
— Святой Иисус!
— За богохульство, Казимир, тебя следует наказать еще раз. — Одетая в черное рука вновь поднимается и ударяет его по ладони.
Когда он возвращается на свое место, ребята смеются над ним.
Сквозь слезы он изображает на лице неуверенную улыбку. «Ничего особенного», — шепчет он. Но пальцы за ночь распухают, и все утро он не находит себе места от боли.
Больше всего следует остерегаться Пфейфера, учителя физкультуры. В столовой, перед тем как начать есть, надо просидеть три минуты молча, пока произносятся молитвы. Пфейфер в это время шныряет где-то позади скамеек и следит, не шепчется ли кто-нибудь.
Полак покосил глазами в ту и другую сторону; кажется, поблизости никого нет.
— Что, черт возьми, мы будем жрать сегодня?
Бац! Голова сотрясается от удара.
— Полак, когда я говорю молчать, надо молчать.
Он сидит, тупо уставившись в тарелку в ожидании, когда утихнет боль; очень трудно удержаться от того, чтобы не потереть голову.
Позднее он думает: «Господи, да у этого Пфейфера глаза на затылке».
Были и ангелы. Левша Риццо, крупный детина четырнадцати лет, заправляет всей компанией, когда нет Пфейфера или кого-либо из сестер и братьев. Нужно с ним подружиться, иначе будет плохо.
— Что я могу сделать для тебя, Левша? (Полаку десять лет.)
Левша разговаривает со своими помощниками.
— Пошел вон, Полак.
— Почему? Что я тебе сделал?
— Проваливай, тебе говорят.
Полак идет по общей спальне, внимательно оглядывая пятьдесят коек и полуоткрытые тумбочки. В одной из них лежит яблоко, четыре цента и небольшое распятие. Он хватает распятие и идет к койке Левши.
— Эй, Левша, у меня есть кое-что для тебя.
— На черта мне нужна эта штука?
— Отдай ее сестре Кэтрин. Скажи, подарок.
