Постепенно страх начал ослабевать. Прошло около тридцати минут, в течение которых Рот все время ждал, что звуки в джунглях должны повлечь какое-то страшное действие. Но когда так ничего и не произошло, к нему начала возвращаться уверенность. Роту не пришло в голову, что, если в джунглях были японцы, они могли осторожно преодолевать разделяющие их пятьдесят ярдов в течение целых часов. Он не допускал такой возможности, потому что сам не выносил длительной неизвестности и считал, что и другие тоже не могут выносить. Поэтому постепенно Рот убедил себя, что в джунглях ничего особенного не происходит и что там просто возятся и дерутся какие-то звери. Он откинулся спиной на заднюю стенку окопчика и расслабил мышцы. Его нервы постепенно успокаивались, а приступы страха с каждым новым усилением шумов в джунглях становились все слабее и слабее, как волны уменьшающегося прилива. Прошел час, и Рота начал одолевать сон. Он ни о чем не думал и прислушивался только к безмолвию отяжелевшей от влаги растительности…
Где-то сзади над неприкрытой частью шеи непрерывно пищал москит; Рот подождал, когда он укусит, чтобы наверняка расправиться с ним. Ему пришла в голову мысль, что в окопчике могли быть и другие насекомые, и он начал инстинктивно ерзать, как бы отгоняя их. Несколько секунд ему казалось, что на спине под рубашкой ползает муравей. Затем он вспомнил о тараканах, которыми кишела первая снятая им квартира, после того как он женился. Бывало, он уверял свою жену Зельду: «Не обращай на них никакого внимания, я знаю из книг, что таракан не такой уж вредный паразит». Но Зельда вбила себе в голову, что в квартире, должно быть, есть еще и клопы. Сколько бы Рот ни убеждал ее, что тараканы поедают клопов, она не верила и, бывало, вскакивала ночью, со страхом тормошила его: «Герман, я чувствую, что меня кто-то кусает». «Но я же говорю тебе, что этого не может быть, тебе просто кажется». «Эти твои басни о тараканах! — сердито шептала она в темной спальне. — Если тараканы жрут клопов, то они ведь должны для этого забираться в постель, разве нет?»
Воспоминания вызвали у Рота смесь приятного желания и тоски.
Его совместная жизнь с женой оказалась не совсем такой, на которую он надеялся. Между ними возникало много недоразумений и конфликтов, а у Зельды был очень острый и беспощадный язык. Он вспомнил, как она насмехалась над его образованностью и над тем, что он мало зарабатывает. «Конечно, она была виновата не во всем, — подумал он, — но и я ни при чем здесь». Ее или его винить было бы несправедливо. Просто дело в том, что не все удается, на что надеешься в юности. Рот медленно и тщательно вытер руки о брюки комбинезона. В некоторых отношениях Зельда была хорошей женой. Вспомнить, по каким поводам они так часто ссорились, Роту было так же трудно, как представить себе лицо Зельды. Размышляя о жене, Рот вспомнил и многих других женщин, которых когда-то знал.
Рот задремал, и ему приснилось, что он рассматривает порнографические снимки. На одном из них — почти нагая девушка, наряженная под ковбоя. На ее голове — широкополая шляпа, высокие торчащие груди поддерживаются надетой крест-накрест бахромой из кожи, а к лежащему на бедрах поясу из такой же бахромы подвешены кожаная кобура и патронная сумка. Сон возбудил Рота, он было проснулся, но через некоторое время снова задремал, хотя и пытался бороться с дремотой.
На расстоянии мили или двух в джунглях непрерывно раздавались артиллерийские залпы. Звуки выстрелов и разрывов снарядов были то громкими, то приглушенными. Они усиливали уверенность Рота в безопасности. Он почти уже не прислушивался к шумам в джунглях. Глаза его оставались закрытыми все дольше и дольше.
Несколько раз он почти впадал в глубокий сон, но внезапно просыпался от какого-нибудь громкого звука в джунглях. Он посмотрел на светящийся циферблат своих часов и с разочарованием заметил, что ему нужно оставаться на посту еще целый час. Он снова откинулся на спину и закрыл глаза с твердым намерением открыть их через несколько секунд… но… заснул очень крепко.
Это было последнее, что Рот помнил, когда проснулся почти через два часа. Снова пошел дождь, и он проснулся только потому, что комбинезон и ботинки начали промокать. Он громко чихнул и только теперь осознал, что проспал так долго. «Какой-нибудь япошка мог запросто убить меня», — подумал Рот, и эта мысль, как пробежавший по всему телу электрический ток, окончательно разбудила его. Он вылез из пулеметного окопчика и заковылял туда, где спал сержант Браун. Рот прошел бы мимо него, если бы вдруг не услышал, как Браун сердито прошептал:
— Ты что мечешься здесь, как кабан в кустах?
— Никак не найду тебя, — смиренно прохмыкал Рот.
— Расскажи это своей бабушке, — иронически ответил Браун.
Он быстро сбросил с себя одеяло и поднялся на ноги. — Никак не мог заснуть, — заметил он. — Слишком шумно в этих проклятых джунглях… А сколько сейчас времени?
— Уже более трех тридцати.
— А ты ведь должен был разбудить меня в три, — удивился Браун.
Вот этого-то Рот и боялся.
— Я задумался и не заметил, как прошло время, — тихо ответил он.
— Чепуха! — презрительно произнес Браун. Он быстро зашнуровал ботинки и, не сказав больше ни слова, отправился к пулеметному окопчику.
Несколько секунд Рот оставался неподвижным, затем начал искать место, где он и Минетта спали до заступления в караул. Минетта натянул оба одеяла на себя. Рот робко пристроился около него и попытался стащить часть одеяла на себя. Дома, ложась в кровать, он любил плотно подсунуть одеяло под себя со всех сторон, поэтому сейчас, лежа с неприкрытыми ногами, он испытывал какое-то чувство жалости к самому себе. Все предметы вокруг были пропитаны влагой. На открытые ноги Рота падали редкие капельки моросящего дождя, и он почувствовал озноб. Одеяла настолько намокли, что их, кажется, можно было уже выжимать; исходивший от них затхлый запах напоминал Роту запах нечистых вспотевших ног.
Рот долго ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, однако при любом положении казалось, что в тело впиваются корни низко срезанных кустов. Рот высунул лицо из-под вонючего одеяла, но на него тотчас же начали падать раздражающие капли мелкого дождя. Он потел и дрожал одновременно и был уверен, что на следующий день заболеет. «Почему я не сказал Брауну, что он должен был бы поблагодарить меня за то, что я отстоял за него в карауле целых полчаса?» — неожиданно подумал Рот. Он был очень расстроен и огорчен тем, что не нашелся сразу же ответить это Брауну. «Ладно, — подумал он с обидой, — я еще скажу ему утром».
Рот решил, что во взводе нет ни одного человека, который по-настоящему нравился бы ему. Все они, по его мнению, были глупы. Ни один из них не отнесся к нему, новичку, по-дружески. Рота охватило горькое чувство одиночества. Ноги просто замерзали. Чтобы согреть их, он попробовал пошевелить пальцами, но это не помогало. Рот снова перенесся мысленно домой, к жене и сыну, и ему показалось, что он был бы самым счастливым человеком, если бы мог возвратиться к ним. У жены такой матерински-мягкий взгляд, а сын смотрел бы на него с огромным уважением и восхищением.
