Ред обдумывал, стоит ли ему закурить. Он почти не разговаривал с Крофтом с тех пор, как они поссорились на берегу, и ему хотелось бросить сержанту вызов. Собственно, Ред был уверен, что не закурит, но пытался понять почему: то ли потому, что нельзя было нарушать маскировку, то ли потому, что боится Крофта. «Черт с ним, — решил он наконец, — у меня еще будет возможность поспорить с ним, и я докажу, кто прав, а кто нет. Надо просто выбрать подходящий момент».
Машины снова медленно поползли по дороге. Через несколько минут послышались чьи-то голоса, и машина со взводом Крофта свернула на какую-то тропу в джунглях. Тропа была очень узкая, машина продвигалась медленно, цепляясь за низко свисавшие ветви деревьев. Чтобы не оказаться исцарапанными, а то и просто стянутыми на землю, сидящим в машине пришлось низко нагнуться. Ред достал из-за пазухи несколько заскочивших туда листьев и поранил палец какой-то колючкой. Обтерев выступившую кровь о штанину, он начал искать свой рюкзак, который забросил куда-то, когда садился в машину. Ноги у него затекли, и он с трудом пытался разогнуть их.
— Не слезайте с машины, пока не будет приказа! — крикнул Крофт.
Пройдя некоторое расстояние, машины остановились. Из темноты вокруг них послышались приглушенные голоса. Стояла жуткая тишина. Солдаты переговаривались шепотом. Какой-то офицер постучал по борту машины и приказал:
— Вылезайте и держитесь все вместе.
Солдаты начали спрыгивать на землю. Их движения были медленными, неуверенными. Прыгали с пятифутовой высоты в темноту, не представляя себе, какой грунт под ногами.
— Откройте задний борт, — предложил кто-то громким голосом.
После разгрузки новое молчаливое ожидание. Машины медленно попятились назад, на дорогу, чтобы отправиться в следующий рейс.
— Есть ли среди вас офицеры? — спросил тот же человек, который приказал выходить из машины.
Некоторые из солдат захихикали.
— Прекратите смех! — приказал офицер. — Взводные сержанты, ко мне!
Крофт и сержант саперно-подрывного взвода подошли.
— Большинство моих солдат в следующей машине, — заявил сержант саперного взвода.
Офицер приказал ему собрать всех вместе. После минутного разговора с офицером Крофт возвратился к своему взводу и заявил:
— Нам придется ждать.
Солдаты медленно собрались вокруг едва различимого в темноте дерева.
— А где мы сейчас находимся? — поинтересовался Риджес.
— В штабе второго батальона, — ответил Крофт. — Какой же ты солдат: все это время работал на дороге, а теперь даже не знаешь, где находишься?
— Я работал, а не сидел сложа руки и не осматривал окрестности! — ответил Риджес, громко рассмеявшись.
Крофт приказал ему соблюдать тишину. Солдаты уселись вокруг дерева. Наступила тишина. В лесу, где-то на расстоянии примерно пятисот ярдов, раздался артиллерийский залп. На какой-то момент джунгли осветились ярким светом.
— А почему артиллерия так близко от нас? — поинтересовался Уилсон.
— Это рота огневой поддержки, — ответил ему кто-то.
— Только и знай: сиди на мокрой земле и жди, — сказал, глубоко вздохнув, Уилсон.
— По-моему, командование организовало все это дело очень неразумно, — заметил Гольдстейн тоном, явно указывавшим, что он хочет вызвать обсуждение действий начальства.
— Опять ты суешь свой нос куда не следует? — сердито оборвал его Крофт.
— Я просто выражаю свое мнение, — возразил Гольдстейн.
«Антисемит», — подумал он про себя о Крофте.
— Мнение! — передразнил его Крофт, презрительно сплюнув на землю. — Свое мнение выражают только болтливые бабы!
— Эй, Гольдстейн, может, устроить тебе трибуну? — насмешливо спросил Галлахер.
— Можно подумать, что ты всем доволен, — робко возразил Гольдстейн.
— Брось ты эту чепуху! — воскликнул Галлахер после короткой паузы. — Тебе что, фаршированной рыбки захотелось?
Снова застрекотал пулемет. В ночной тиши казалось, что он где-то совсем близко.
— Мне не нравится твоя манера говорить со мной, — заявил Гольдстейн.
— Знаешь что, пошел-ка ты к чертовой матери! — не унимался Галлахер. — Иди сходи в кусты, посиди, а не то наложишь в штаны.
— Я не позволю так разговаривать со мной, — возразил Гольдстейн дрожащим голосом.
Насмешки Галлахера возмущали Гольдстейна до глубины души.
Мысль о драке с Галлахером была ему противна, и в то же время он считал, что должен решиться на нее. Эти идиоты только и знают, что кулаками размахивать.
В спор вмешался Ред; ему никогда не нравились бурные проявления страстей.
— Тихо, тихо, — проворчал он. — Через какие-нибудь минуты появятся япошки, и у вас будет с кем подраться. Драка из-за армии, ха! Что касается меня, то я считаю, что порядка в ней нет с тех пор, как посадили на коня Вашингтона.
— Ты не прав, Ред, — вмешался Толио. — Нельзя так говорить о Джордже Вашингтоне.
— Да ты самый настоящий бойскаут, Толио! — сказал Ред насмешливо, хлопнув рукой по колену. — Не допустишь, чтобы осквернили наш флаг, да?
Толио вспомнил о прочитанной когда-то книге под названием «Человек без родины». «Ред совсем как герой этой книги», — решил он про себя.
— Я считаю, что есть такие вещи, над которыми смеяться стыдно, — заметил он сердито.
— Знаешь что я скажу тебе, паренек? — насмешливо спросил Ред.
Толио знал, что Ред намерен зло пошутить над ним, но не удержался и спросил:
— Что?
— Единственное, что плохо в нашей армии, так это то, что она никогда не проигрывала войны.
— Ты что же, полагаешь, что мы должны проиграть эту войну? — удивился Толио.
Реда как прорвало:
— А что, по-твоему, я должен иметь против этих проклятых японцев? Ты думаешь, я опечалюсь, если они удержат вот эти джунгли? А какая мне польза от того, что Каммингс получит еще одну звезду на погоны?
— А что генерал Каммингс? Он хороший человек, — вмешался Мартинес.
— Хороших офицеров не бывает вообще, — убежденно заявил Ред. — Они просто аристократы. По крайней мере считают себя аристократами. А генерал Каммингс ничем не лучше меня. В уборной после него пахнет так же, как и после меня.
Начав говорить шепотом, все спорили теперь почти в полный голос. Крофту разговор явно не нравился, и он приказал:
— Прекратите болтовню.
Гольдстейна все еще трясло от возбуждения. Чувство обиды было столь велико, что на глазах у него появились слезы. Вмешательство Реда еще больше расстроило его, он чувствовал, что сейчас ввяжется в спор. Гольдстейну неудержимо хотелось ответить Галлахеру, но он боялся, что, как только откроет рот, сразу же неудержимо расплачется, как маленький ребенок. Поэтому он молчал и изо всех сил старался успокоиться.