Ред посмотрел на неподвижно лежавшие на зеленой траве тела японских солдат. Над тем, у которого взрывом гранаты было изуродовано лицо, уже кружились мухи. Реда снова охватило чувство нереальности всего происходящего. Он перевел взгляд на пленного японца. Ему не давал покоя один и тот же вопрос: почему ему стыдно смотреть японцу в глаза? «Господи, как я вымотался!» — подумал он. Ноги Реда слегка дрожали, когда он нагнулся, чтобы поднять с земли свой автомат. Он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы что-то говорить.
— О'кей, увидимся там, наверху, — пробормотал он.
По какой-то необъяснимой причине Ред чувствовал, что ему не следовало бы уходить. Когда он поднялся по склону и вышел на тропу, его снова охватило чувство вины перед японским солдатом.
«Ублюдок этот Крофт», — подумал он. Лихорадочная дрожь у него не проходила, несмотря на все усилия.
Когда Ред ушел, Крофт сел на землю и закурил сигарету. Он курил ее сосредоточенно, размышляя над чем-то и не произнося ни слова. Галлахер сел рядом и бросил взгляд на японского солдата.
— Давай покончим с ним и пойдем, — неожиданно выпалил он.
— Не торопись, — мягко сказал Крофт.
— А какая польза мучить этого несчастного ублюдка? — спросил Галлахер.
— Он же не жалуется, — полувопросительно, полуутвердительно отпарировал Крофт.
Но японец как будто понял, о чем они говорят, опустился вдруг на колени и начал рыдать и умолять их пронзительным голосом. Он то и дело просительно протягивал к ним руки, а потом неистово бил ими по земле, как бы отчаявшись в том, что они поймут его.
В неудержимом потоке слов Галлахер различал только часто повторявшиеся «куд-сай, куд-сай».
Галлахер был слегка потрясен той внезапностью, с которой начался и кончился бой. Появившееся было на миг сострадание к пленному тут же исчезло и сменилось сильнейшим раздражением.
— А ну-ка прекрати свои «куд-сай, куд-сай»! — крикнул он на японца.
Солдат умолк на несколько секунд, но потом снова начал завывать и причитать. Звучавшие в его голосе отчаяние и мольба злили Галлахера все больше и больше.
— Ну что ты размахиваешь руками? Прекрати, говорю! — презрительно крикнул Галлахер.
— Да успокойся ты, — снова сказал ему Крофт.
Не вставая с колен, японский солдат подполз ближе к ним. Галлахер с отвращением смотрел в его черные умоляющие глаза. Одежда японца сильно пахла рыбой.
— Всегда от них воняет этой проклятой рыбой, — раздраженно сказал Галлахер.
Крофт продолжал пристально разглядывать японца. Он как будто был взволнован, потому что хрящи около его ушей непрерывно вздрагивали. На самом деле Крофт ни о чем не думал, просто его беспокоило сильное ощущение какой-то незаконченности: он все еще ждал того выстрела, который должен был произвести Ред. Он даже больше, чем Ред, ждал тогда момента, когда в тело японца вопьются пули и оно задергается в конвульсиях, но этого не произошло, и Крофт испытывал теперь сильнейшее чувство неудовлетворенности. Крофт посмотрел на свою сигарету и импульсивно протянул ее японскому солдату.
— Для чего ты это делаешь? — удивленно спросил Галлахер.
— Пусть покурит, — спокойно ответил Крофт.
Солдат жадно затянулся сигаретным дымом, но сделал это машинально. Он неотрывно и с большим подозрением смотрел на Крофта и Галлахера; на его скулах поблескивали капельки пота.
— Эй ты, садись, — обратился Крофт к японцу.
Японский солдат посмотрел на него непонимающим взглядом.
— Садись! — повторил Крофт, пояснив руками приглашение сесть.
Опершись спиной о дерево, японец присел на корточки.
— У тебя есть что-нибудь поесть? — спросил Крофт у Галлахера.
— Плитка шоколада из пайка, — ответил тот.
— Ну-ка давай ее сюда, — сказал Крофт.
Взяв плитку у Галлахера, он передал ее японскому солдату. Тот уставился на него вопросительным взглядом. Крофт показал японцу, что надо есть. Поняв, чего от него хотят, солдат развернул обертку и вынул шоколад.
— Ну конечно же он голоден, — произнес Крофт с сочувствием.
— К чему вся эта комедия? — спросил Галлахер. От обиды он готов был чуть ли не заплакать: шоколад он берег целый день, а Крофт вот так запросто взял и отдал его япошке. — Этот ублюдок действительно очень худой, — добавил он с чувством превосходства и сострадания, такого сострадания, какое появляется при виде дрожащего под дождем щенка. Однако увидев, как во рту японца быстро исчез последний кусочек шоколада, Галлахер пробормотал сердито: — Ну и свинья же он.
Крофт думал в этот момент о той ночи, когда японцы пытались форсировать маленькую речушку; по его телу пробежала нервная дрожь. Он долго смотрел на японского солдата. На какой-то момент Крофта охватило сильное чувство душевного волнения, настолько сильное, что он крепко стиснул зубы. Если бы Крофта спросили, что лежало в основе этого чувства, он не ответил бы. Он отстегнул флягу и выпил несколько глотков воды. Японский солдат жадно наблюдал за каждым его движением. Неожиданно для себя Крофт протянул флягу японцу.
— На, пей. — Он пристально смотрел, с какой жадностью тот выпил почти всю воду.
— Будь я проклят! — воскликнул Галлахер. — Что происходит с тобой, Крофт?
Не ответив Галлахеру ни слова, Крофт продолжал испытующе смотреть на японца. По лицу солдата текли слезы радости. Неожиданно он широко улыбнулся и показал пальцем на грудной карман своей рубашки. Подойдя к японцу, Крофт вытянул из его кармана бумажник и раскрыл его. В бумажнике лежала фотокарточка: японский солдат был сфотографирован в гражданской одежде, рядом с ним была его жена и двое маленьких детей с круглыми кукольными лицами. Широко улыбаясь, солдат показал рукой, насколько выросли уже его дети.
Галлахер посмотрел на фотографию и почувствовал боль. Он вспомнил о своей жене и попытался представить себе, как будет выглядеть ребенок, которого она вот-вот должна родить. Вдруг он осознал, что, может быть, именно вот сейчас у жены роды. Неизвестно почему Галлахер радостно сообщил японцу:
— Через пару дней у меня тоже будет ребенок.
Японский солдат вежливо улыбнулся, а Галлахер сердито показал на себя и, вытянув вперед руки, изобразил, как будет качать ребенка.
— Уа, уа, — пояснил он.
— О-о-о, — протяжно сказал японец. — Ти-сай, ти-сай!
— Да, да, чи-зай, — повторил Галлахер.
Японский солдат медленно покачал головой и снова улыбнулся.
Крофт подошел к японцу и дал ему еще одну сигарету. Прикурив от зажженной Крофтом спички, солдат низко поклонился и радостно произнес:
— Аригато, домо аригато.
Крофт почувствовал, как от возбуждения и прилива крови застучало в голове. На лице японского солдата снова появились слезы радости, но на Крофта это никак не подействовало. Его взгляд скользнул по кустам и остановился на одном из лежащих на земле трупов — над ним кружились мухи.
