— А что мешает ему возглавить студию? — спросил я.
— Ничего, — сказал Айтел, надевая пиджак. — Когда-нибудь он возглавит весь мир. — И добавил с улыбкой: — Только сначала ему надо научиться править мной. Иногда я могу задвинуть его. — Уже закрывая за нами дверь, Айтел произнес: — Есть еще одно обстоятельство, которое может остановить его взлет. Женщины.
— Он что, крутит сразу с несколькими?
Айтел посмотрел на меня так, словно мне надо было еще многому учиться, чтобы понять психологию знаменитостей киностолицы.
— Да нет, — сказал он, — Колли приходится отменять слишком много решений, а это задерживает продвижение, верно? Кроме того, не так просто держать гарем, когда твоя жена — дочь Германа Тепписа. Даже содержать изысканную штучку нельзя. Вот он и держит девчонку в крошечной квартирке, и у него уже были из-за нее неприятности с Г. Т. Какая-то дешевенькая танцовщица. Он с ней уже несколько лет. Я никогда ее не видел, но Колли сам расскажет тебе, сколько у него из-за нее неприятностей. Ситуация стандартная. Она хочет, чтобы он развелся с женой и женился на ней, и Колли дурит ей голову, что так и будет. Бедный малый, ему невыносимо с чем-либо расстаться. — Айтел хмыкнул. — Девчонка, конечно, заставляет его расплачиваться. Когда Колли нет рядом, его кисонька гуляет вовсю. Пара работавших у меня актеров побаловались с ней. Они мне рассказывали, что она необыкновенно хороша в постели.
— И это не тяжело Колли?
— Не знаю, — сказал Айтел, — в Колли много всего намешано. Ему нравится страдать.
— Мне он представляется грустным человеком.
— Нет человека, который не знает грусти, если прямо на это посмотреть. Колли совсем не плохо живется. Просто помни: такого, как он, на всем белом свете не сыщешь.
Мы подошли к бунгало Муншина, и Айтел постучал молоточком по розовой двери. Мы немного подождали, затем я услышал быстрые шаги, дверь распахнулась, и я успел увидеть лишь спину толстого мужчины в халате, помчавшегося от нас к телефону; полы халата хлопали его по икрам, а он крикнул через плечо:
— Входите. Буду с вами через минуту, ребята.
Голос у него был высокий, и он неторопливо разговаривал с кем-то в Нью-Йорке, держа трубку в левой руке, а правой ловко смешивал нам коктейли; не прерывая делового разговора, он умудрился широко улыбнуться мне, когда я был представлен. Немного ниже среднего роста, с коротким вздернутым носом, он походил на клоуна: у него была большая круглая голова, шарообразное тело, шея отсутствовала.
Приготовив напитки, он подмигнул и вручил их нам и освободившейся правой рукой стал крутить свои редкие волосы, образовалась лысина, и он тотчас снова разгладил волосы, закрывая ее; покончив с головой, он стал щупать живот, проверяя, нет ли больного места. Это был человек, безусловно, обладавший большим запасом энергии, — я подумал, что он редко занят чем-то одним.
Айтел сидел со скучающим видом и с улыбкой смотрел на выкрутасы продюсера. А Муншин, закончив разговор, вскочил на ноги и, улыбаясь, двинулся к Айтелу с протянутой рукой.
— Чарли! — воскликнул он так, словно Айтел только что вошел в комнату и он удивлен его появлением. — Отлично выглядишь. Как жизнь? — спросил Муншин, накрывая своей рукой руку Айтела. — Про тебя такое рассказывают.
— Прекрати, Колли! — со смехом произнес Айтел. — Тебе нечего у меня украсть.
— Украсть? Лапочка, я хочу украсть только твое общество, — и он по-медвежьи обхватил Айтела за шею. — Отлично выглядишь, — повторил он. — Я слышал замечательные отзывы о твоем сценарии. Хочу прочесть его, когда он будет готов.
— Зачем?
— Хочу его купить. — Он произнес это так, будто ничто не мешало ему купить что угодно у Айтела.
— Я разрешу тебе купить его только вслепую.
— Покупаю вслепую. Твой сценарий, Чарли, я куплю вслепую.
— Да ты Шекспира вслепую не купишь.
— Ты думаешь, я шучу, — огорченно произнес Муншин.
— Прекрати, Колли, — снова сказал Айтел.
Во время этого диалога Муншин то щипал Айтела за локоть, то похлопывал по плечу, то пихал в бок.
— Чарли, никому не показывай сценарий. Просто продолжай над ним работать. И не волнуйся по поводу своей ситуации.
— Убери от меня свои алчные рученьки. Ты же понимаешь: я буду сам снимать свою картину.
— Это, Чарли, в твоем духе, — сказал с глубоким поклоном Муншин. — Ты всегда должен работать только так.
Он рассказал нам анекдот, сообщил несколько сплетен и никак не мог оставить в покое Айтела — общупывал его будто толстяк детектив при каком-нибудь заведении, обыскивающий пьянчугу. Айтел наконец отодвинулся от него, мы все расселись по креслам и уставились друг на друга. После небольшого молчания Муншин объявил:
— Я решил снять великий фильм.
— О чем же? — поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.
Продюсер назвал известный французский роман.
— Этот автор все знает про секс, — сказал Муншин. — Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.
— Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? — произнес Айтел, растягивая слова.
— Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?
— Колли, — сказал Айтел, — посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.
— Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.
— У этого человека начисто отсутствует совесть, — сказал Айтел.
Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.
— Ты прирожденный преувеличиватель, — сказал Муншин.
— Колли невозможно остановить.
— Люблю я тебя.
Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.
— Так как же все-таки дела? — спросил он.
— Отлично, Колли. А у тебя как? — ровным тоном спросил Айтел. Я достаточно хорошо знал его и понимал, что он настороже.
— Плохи мои личные дела, Чарли.
— С женой?
Муншин уставился в пространство, только маленькие жесткие глазки были чем-то твердым среди этой горы жира.
— Ну, между нами все по-прежнему.
— Так в чем же теперь дело, Колли?
— Я решил порвать с моей девочкой.
Айтел рассмеялся.
— Давно пора.
— Не смейся, Чарли. Это для меня важно.
Меня поразило то, как откровенно говорил Муншин. Мы познакомились меньше четверти часа тому назад, и однако говорл он так, будто был наедине с Айтелом. Мне еще предстояло узнать, что Муншин, как и многие обитатели киностолицы, мог открыто говорить о своей личной жизни и оставаться мечтой для шпионов в делах.
