Тут Песцов вдруг сообразил, что как-то так получается, будто
он именно за этим и пришел – расспросить Бахрушина, не спит ли тот с Алиной
Храбровой, – и перепугался.
– Нет, Леш, ты не понял ничего!
– Чего я не понял?
– Леш, я разговаривал тут с нашими, и они все от нее… не в
восторге. Тем более ты ее сразу на большие деньги посадил, без всякого
испытательного срока, без…
– Храброву на испытательный срок брать?!
– А чем Храброва лучше других?
– Да всем!
– Ничем она не лучше, Леша, просто выскочила вовремя, а теперь
только купоны стрижет! Ну, улыбка у нее, зубы… бюст тоже…
– Мозги, – подсказал Бахрушин мрачно. – Когда бюст без
мозгов, это “Фабрика грез”, а не Алина Храброва.
– Леш, да ладно тебе!
Странный был разговор, и Бахрушин вдруг холодно подумал –
странный.
Какое дело Песцову до Храбровой? Кто эти “наши”, с которыми
он разговаривал? Какое отношение это имеет к Паше?
Корпоративная этика ничего такого не допускала – дирекция
развлекательных программ, несмотря на то что размещалась на соседнем этаже, не
имела к информации никакого отношения, и ее директор к Бахрушину тоже никакого
отношения не имел, хотя обе дирекции были телевизионными структурами. Гораздо
более тесные отношения связывали информацию, например, с Российским радио, хотя
они были далеко, в Останкине.
Бахрушин перевернул в пальцах карандаш и нарисовал цветок
розу. Роза оказалась похожей на кочан капусты, но Бахрушина это не смутило, и
он стал методично ее раскрашивать.
Песцов молчал.
– Ну чего, Паша?..
– Да ничего… Леша. Только зря ты взял ее. Все говорят – зря.
Ты же не знаешь, кто за ней стоит.
– И кто стоит?
– Леш, она же не сама по себе столько лет звезда! Ее же этот
тащит…
И Паша Песцов показал глазами на потолок и немного вбок.
Бахрушин следом за ним посмотрел на потолок и немного вбок.
Там была сплошная побелка и темная штучка противопожарной сигнализации, а
больше ничего.
Интересно, сегодня удастся поговорить с Ольгой или опять
нет?.. И хорошо бы Зданович сам написал информашку по Грозному или Храброва бы
написала – так надо, чтобы было похоже на человеческую речь, а как написать про
войну, чтобы и интересно, и за душу брало?!
– А ты ни с кем не посоветовался и взял!
– С кем я должен был советоваться?
– Да хоть… с Потаповым.
Бахрушин вдруг рассердился.
– Паша, я ни разу за десять лет не согласовывал своих
ведущих с министром печати и информации! Что тебе надо, давай говори уже, и…
мне работать нужно.
– Ты напрасно взял на наш канал Храброву, – тихим и злым
голосом сказал Песцов. – Просили передать. Напрасно.
– Кто просил передать?!
– Да ладно, Алексей, ты маленький, что ли?!
Бахрушин смял свою розу, похожую на кочан капусты,
прицелился и метнул ее в урну.
– Кто?
– Леша, ты чего, не знаешь, кто ее двигает, твою Храброву?!
– Если речь о Баширове, знаю. Только мне нет до него дела,
Паша. Она профессиональный телевизионный ведущий. Самый лучший в этой стране.
– Прежде всего она баба! – вдруг почти взвизгнул Паша
Песцов. – Она баба, которую поддерживает Ахмет Баширов, а ты ее на работу
берешь!
– Я беру, я, а не ты, Паша! Чего ты так взбаламутился-то?!
– Короче, просили тебе передать, что это большая ошибка с
твоей стороны. Пока не поздно, лучше бы…
– Кто просил?!
– А это ты сам, Леша, догадайся. Мне никого смысла нет… Ты
же герой, всех умнее, – раз, и Храброву на работу взял!..
На столе, почти под локтем у Бахрушина зазвонил мобильный, и
они оба вздрогнули, как будто и впрямь вели секретный разговор.
Рассердившись на себя, Бахрушин двинул локтями, чуть не
свалил трубку на пол и, наконец, нажал кнопку:
– Да!
Звонила как раз Храброва.
– Лешка, привет!
– Привет, – буркнул Бахрушин.
– Ты что? Занят? Давай я тебе перезвоню через час, или
когда?!
– Алин, я свободен. Давай. Что у тебя?
Паша Песцов не донес сигарету до рта, округлил глаза и
сделал встревоженно-вопросительное лицо.
Бахрушин повернулся в кресле и стал смотреть в окно.
– Точно свободен? У тебя голос странный.
Если она сейчас скажет, что мы с ней тоже должны поговорить
не по телефону, вдруг подумал Бахрушин, я заплачу.
…Позвонит Ольга или не позвонит?
– Лех, смотри. Зданович мне сказал, что репортажем пойдет
Афган, а из Чечни только информашка.
– Ну?
– Лех, давай наоборот, а? Нам такое видео из Грозного
перегнали – сказка!
– Что за видео и кто перегнал?
– Наши перегнали, а картинка… – она коротко вздохнула, – как
МЧС дома там строит, ну, собака бежит, ребенок стоит чумазенький. Еще склад
оружия, который нашли вчера…
– Вчерашний склад вчера и показали.
– Да знаю, но там, правда, видео замечательное!
– Алин, я тебе верю, но сегодня, как запланировано, пойдет
Афган в прямом эфире, а про Грозный ты так прочтешь, на видеоряде.
Храброва помолчала в трубке, оценивая бахрушинскую
серьезность – все сотрудники знали, что, если голос твердый, злой почти,
договориться еще можно.
Если равнодушный – никогда.
Все-таки она сделала попытку.
– А давай мы все-таки сюжетик соберем, ну, хоть на полторы
минуточки…
Бахрушин перебил:
– Не давай и не соберем, Алин, этот вопрос решен.
Все у тебя?
Алина Храброва была не просто “лицом в экране”, она была
руководителем программы и отличным журналистом – и всегда умела вовремя
остановиться.
– Все, спасибо, Леха. Ты на эфир придешь?
– Конечно.
Она помолчала в трубке.
– Я хотела тебя пригласить… поужинать, – вдруг сказала она.
– Давай? Заодно поговорили бы.
