– Давай, – согласился Бахрушин. – Только не сию минуту,
ладно? Сию минуту я не могу.
– Ты не один, да? – догадалась сообразительная Алина. –
Ладно, тогда после эфира.
Бахрушин кинул телефон на газеты и посмотрел на Песцова.
– Откуда она узнала, что я здесь?!
– Кто?! – оторопел Бахрушин. – Храброва? Как она могла…
узнать?
– Вот именно – как?!
Бахрушин моргнул.
– Ну, ладно, Паш, все! У меня то ли Афган, то ли Чечня, а
Дмитрий Юрьевич нам всем только что объяснил про взвешенную политику и про то,
что выборы на носу!
– Почему она позвонила именно сейчас?!
– Потому что они программу верстают! Именно сейчас!
– Но откуда она узнала, что я у тебя в кабинете?!
– Да она не знала, она просто так позвонила!
– Храброва?! Просто так?! Леша, она ничего и никогда не
делает просто так! И Баширов ей деньги не за “просто так” ссужает, а за
определенные услуги!
– Ну, конечно, за услуги, а как же иначе, – пробормотал
Бахрушин, незаметно придвигая к себе папку с надписью “Управление делами” на
крышке. Папка была очень пухлая, вся разлезшаяся какая-то. – И я даже знаю, за какие.
– Да я тебе не говорю, что она проститутка!.. И не за это он
ей платит, а за информацию!
– А-а, – протянул Бахрушин, – то есть она Ахмету Салмановичу
стучит. А он передает ей агентурные данные о том, что ты у меня в кабинете. Ты
что, Паша?
С ума сошел?
Песцов поднялся, прорабским движением отряхнул колени и
посмотрел на Бахрушина. Кажется, с сожалением.
– Ну, как хочешь, Алексей. Я тебя предупредил.
– Спасибо, – пробормотал Бахрушин, справа налево
перекладывая в папке бумаги.
Песцов вышел, дверь прикрыл осторожненько, и сразу
затрезвонил аппарат на столе. Бахрушин помедлил и нажал кнопку.
– Алексей Владимирович, к вам Наталья Ивановна и Шехов из
пресс-службы заходил.
– Петровскую попроси через час, а если Шехов перезвонит,
соедини.
– Хорошо. Кофе?
Бахрушин кивнул, и хотя секретарша не могла его видеть, он
был уверен – поняла. Он держал сотрудников, которые понимали его не то чтобы
даже без слов, но иногда и без взглядов.
В кабинете висел дым, от которого слезились глаза и сохло во
рту.
Нужно бросать курить. Добром это не кончится.
Бахрушин отлично знал, что курить ни за что не бросит.
Он отшвырнул в сторону негнущиеся полоски жалюзи, дотянулся
и открыл окно. Полоски ерзали по затылку и воротнику рубахи.
С улицы дохнуло холодом, запахом дождя и мокрого асфальта.
Сквозняк дернул раму, которая глухо стукнула.
– Кофе, Алексей Владимирович?
– Спасибо, Марина.
Она дошла до двери и остановилась, с сомнением глядя в его
сторону.
– Что ты? Вопрос? Ответ? Замечания?
Она улыбнулась.
– Зря вы окно открыли. Холодно на улице.
– Лучше холодно, но чтоб дышать, Марина. Или ты думаешь, у
меня жабры?
Как все хорошие секретарши, Марина боготворила своего шефа –
в пределах разумного, конечно.
– Давайте я закрою окно и включу кондиционер.
Бахрушин решительно не хотел никакого кондиционера. Он
хотел, чтобы было холодно, дождь шелестел и пахло мокрым асфальтом.
– Спасибо, не надо.
По тону она моментально поняла, что он хочет, чтобы его
оставили в покое, и убралась за матовую дверь – у всех в компании были такие
матовые двери, высший класс и суперлюкс, почему-то напоминавшие Бахрушину
медпункт в пионерском лагере.
Он походил по кабинету, снял очки, сунул на полку и потер
глаза.
Что это такое? Вот только сейчас – это что такое было? Паша
Песцов не был похож на сумасшедшего, и Леша Бахрушин вроде пока тоже… Он поймал
свое отражение в стекле – нет, не похож. Физиономия, конечно, малость
перекошенная – от сигарет и судьбоносного разговора, но все же… довольно
вменяемая.
Итак.
Паша Песцов позвонил ему полчаса назад и намекал на то, что
у него “не телефонный разговор”. Потом пришел и решительно поинтересовался,
зачем Бахрушин взял на работу Храброву. В том, что Алина работает в “Новостях”
на втором канале, не было никакой тайны – она благополучно выходит в эфир
каждый вечер.
Ее выпуск в двадцать ноль-ноль, самый прайм, ничего
“праймее” быть не может. Тем не менее Паша почему-то счел разговор “не
телефонным” и пришел “лично”.
Паше не может и не должно быть никакого дела до информации –
и не было никогда, по крайней мере, Бахрушин никогда Пашиного интереса к своим
делам не замечал.
С кем он мог разговаривать про Храброву? Кто недоволен?!
Бахрушин вполне допускал, что недовольны все – собственно,
кто будет доволен тем, что тебе на голову сел конкурент, да не просто сел, а
отлично и удобно устроился – свесил ножки, угнездился, пристроил задницу как
следует?! Алину взяли сразу руководителем программы и ведущей, и всем было
понятно, что ведет она лучше всех и как руководитель программы тоже вполне сносна
– значит, остальные что?.. Правильно, остальные хуже! И рейтинги вниз, и
летучки, и собрания, и Бахрушин зол, как черт, и сменные редакторы каждую
неделю по-новому молчат, потому что по-старому молчать не получается – из
оскорбленных чувств.
Ну и что? Да ничего, собственно. Через полгода все
привыкнут. Через год она станет неотъемлемой частью жизни канала.
Ее полюбят операторы, которые пока ее не любят и снимают
кое-как, – но она так хороша собой и телегенична, что ее трудно сильно
испортить. Кроме того – она всегда так сама о себе говорила, – Алина Храброва
всегда отличалась от других своей “крайней вменяемостью”. На прошлой неделе на
очередном собрании коллектива смотрели запись какого-то эфира, где она
выглядела скверно, – и понятно было, что просто “так сняли”, плохо, гадко.
Специально так сняли. Бахрушин бесился, а Храброва – ничего. Посмеялась, увидав
чучело в кадре, подмигнула шефу операторов, оставшемуся вместо Ники Беляева, –
шеф немедленно отворотился в угол, – и все дела.
Жаль, что ушел Беляев. Он умеет снимать – главный оператор
“Новостей” как-никак.
После операторов ее полюбят редакторы – потому что она
грамотная, а все редакторы это любят. И еще потому, что она делает за них почти
всю работу, такое у нее представление о своих обязанностях, а это всегда
приятно и как-то вдохновляет!
