— Так, значит, ты не живешь во дворце?
— У меня есть свой дом, — сказала Эффи, неловко присаживаясь рядом на подушке. — Вернее, это дом моей матери.
— Ты говорила, что она была горничной. Разве слуги могу позволить себе иметь собственный дом?
— Она служила горничной еще до моего рождения. Но мама очень экономна, к тому же она сумела удачно вложить свои деньги. Дом, конечно, очень маленький, но зато у нее остались сбережения, которых хватило почти до конца ее жизни. Ей не пришлось больше работать.
«Господи, как она наивна! — думал Закари. — Одинокие матери, даже если у них есть свой дом, должны работать не разгибаясь. Тем не менее ужасно мило, что Эффи не догадывалась, что могло прокормить ее мать».
— Ты по ней очень скучаешь?
— Очень. — У Эффи защекотало в горле. — Вы, должно быть, тоже скучаете по своей матери. Или, скорее, по матерям…
Он бросил на нее быстрый взгляд, потом коротко кивнул. Потерять в одиннадцать лет мать было ужасно, но потерять Энью тоже было не легче. С отцом Закари никогда особенно не был близок. Они уважали друг друга, но говорить о взаимной привязанности не приходилось. С Эньей все было по-другому. Она заботилась о нем, как о собственном сыне, помогая готовиться к нелегкому будущему правителя и короля.
— …и по своему младшему брату.
Закари предостерегающе поднял руку:
— Давай закроем эту тему. — Ему хотелось, чтобы она рассказала о себе. — Итак, — сказал он, — это хорошо, что у тебя есть собственный дом…
«Пускай она и наивна, — думал Закари, — но в ее глазах светится ум, она упорна. И независима. Оставаясь неизменно вежливой, не желает мне подыгрывать».
— Ты могла бы неплохо играть в шахматы, — пробормотал он, получив от нее очередной односложный ответ.
— Сомневаюсь. Я не играю ни во что.
Сузив глаза, он долго и пристально вглядывался в ее лицо.
— Я каждый день думаю о нем, — произнес Закари, нарушив затянувшееся молчание. — Потому что в глубине души до сих пор не верю, что он умер.
— Значит, вы не можете не плакать… — Она инстинктивно прикоснулась к его плечу, но тут же убрала руку, ощутив неуместность этого жеста.
Закари напрягся. Он поделился своей болью, теперь ее очередь говорить. Но это прикосновение женской руки, этот легкий контакт принес ему неожиданное успокоение. Черные глаза с благодарностью нашли ее взгляд.
Он никогда не плакал. Не позволял себе этого. Принц, которому предстояло стать королем, не должен плакать!
На мгновение воспоминания вернули его в тот день, когда Энья рыдала на своей постели. Как ему хотелось тогда тоже поплакать, но ему, будущему королю, было шестнадцать.
Сейчас Закари смотрел в синие глаза Эффи, наполненные слезами, и словно чувствовал на своем плече тяжелую руку отца.
«Будь сильным! — Пальцы шейха больно сжимали плечо сына, тогда как Закари хотелось, чтобы он обнял его. — Не наше это дело — плакать».
— Могу ли я спросить, что случилось?
Ее вопрос прозвучал так же тихо, как и его ответ:
— Ты знаешь, что случилось.
— Я знаю только то, что читала в газетах. Знаю, что слышала от людей. Но что было на самом деле, я не знаю.
— Ты знаешь все, что тебе нужно знать.
— Но если вы расскажете, это может помочь…
— Как? — спросил он, и Эффи поняла — перед ней сидел мужчина, чьи чувства никогда не переходили в слова. Мужчина, который был рожден для того, чтобы действовать, а не чувствовать.
— Это может помочь, — повторила она, видя, как боролись в нем желание уступить и потребность снова взять контроль над своими чувствами. Что для нее было естественным, для короля представлялось почти невозможным.
И когда Закари наполненными болью словами пригласил ее в свой мир, Эффи поняла, что будет любить его за это всю свою жизнь.
— Эмир — мой брат, тогда болел… лихорадка… — Его звучный голос понизился до хриплого шепота. — А с младшими детьми я не играл. — Он помолчал. — Аариф и Калик тогда строили плот. Они думали поставить на нем парус и проплыть вдоль берега. Зафир узнал об их планах и упросил взять его с собой. Но они не справились с парусом, и плот унесло в открытое море…
Эффи слышала об этой трагедии, которая случилась, когда ей было четыре года. Она видела шрам на лице Аарифа, что-то прочла в старых газетах и в то же время сейчас, слушая рассказ Закари, снова почувствовала на своих глазах слезы.
— В море их заметили контрабандисты. Зафир, маленький гордец, не сдержался и крикнул им, что их отец сам король. Тут, должно быть, мерзавцы и сообразили, какая им подвалила удача. Всех троих связали, у Калика и Аарифа сих пор на руках шрамы, и принялись обсуждать, какой потребовать выкуп. Во дворце, конечно, всех подняли на ноги. Я хорошо помню, как в море один за другим отправлялись катера, лодки, вертолеты… — Закари покачал головой. — Зафир сумел ослабить узлы и освободить руки, а потом развязать и братьев. Им удалось пробраться к плоту и отплыть от берега… но тут их заметили. Аарифу пуля попала в лицо, ты наверняка видела его шрам.
— Но это все равно не сравнится с той болью, что осталась внутри…
— Аариф упал в море, — продолжал Закари, — Калик бросился его спасать. Они пытались добраться до плота, но его уже унесло в море. Вместе с Зафиром… Контрабандисты их снова схватили… потом отец заплатил выкуп, но Зафир… — Дальше он не мог говорить.
— С тех пор о нем никто ничего не слышал, — закончила за него Эффи.
— Да… Ему исполнилось бы двадцать семь на этой неделе.
— Может, он жив…
Закари закрыл глаза и покачал головой.
— Сердцем я чувствую, что брат жив, но разум говорит, что Зафир мертв и я должен отпустить его… — Закари тряхнул головой — ему еще никогда не приходилось столько о себе рассказывать. Теперь ее сочувствие казалось ему в тягость. — Мне пора. — С этими словами Закари встал и вышел.
Сосредоточиться!
Закари никак не мог заставить себя это сделать. Тень еще лежала возле самых ног, которые, несмотря на полдень, настойчиво звали его вернуться. К ней.
Сначала его раздражало встревоженное лицо Эффи, выглядывавшее из-под полога шатра каждый вечер. Раздражала та неловкость, с которой она готовила для него ванну. Похожие на сказки истории о том времени, когда ее мать служила во дворце Аристо.
Да, сначала это его раздражало. Но теперь… Теперь он только и ждал этого.
День тянулся бесконечно. До заката еще оставалось несколько часов, но, как Закари ни пытался сосредоточиться, его мысли продолжали блуждать — то перед ним возникал образ пропавшего брата, то лицо Эффи, словно выплывающее откуда-то из туманной дымки…
— Ты сегодня рано.
