— Я буду говорить без бумажки.
— Вы должны сказать…
— Кто должен? — прервал он их ключевым вопросом. — Кто должен сказать что? Я — король? Завиан я сегодня или Зафир? Кто будет говорить с народом? — Он подождал ответа, которого никто не мог ему дать.
Но король, даже смещенный, должен был выглядеть хорошо, и перед выступлением он оказался в маленькой комнатке в конце коридора, где им занялись костюмеры и визажисты.
Темные круги под его глазами были искусно забелены, подбородок намылен для бритья. Но ему казалось, что это воронье слетелось на падаль, поэтому, не выдержав, Зафир встал и выгнал всех.
Народ должен видеть его таким, каков он есть сегодня, видеть его боль и отчаяние, а не искусственно созданный образ того короля, каким он был когдато. Он разбил сердца этих людей. Так почему он должен выглядеть безупречно? Чем это может помочь? Некоторое время Зафир сидел один, молча, стараясь привести свои мысли в порядок. Потом прошел в ванную комнату и смыл мыло с небритого подбородка, смыл белила, пудру и посмотрел в зеркало на свои красные, налитые кровью глаза.
Он потерял все.
Конечно, теперь он имел то, о чем не мог и мечтать, — семью, братьев, титул, налагавший на него гораздо меньше обязанностей, чем если бы он оставался королем.
Он выступит с самой трудной в его жизни речью.
Короли не плачут. Но он больше не король. Ослепленный застилавшей его глаза влагой, Зафир открыл дверь и тут же понял, что ошибся дверью. Он услышал ее голос. Она лежала в кресле косметолога, а ее советники делали то же, что и всегда, — давали советы.
— Упирайте на его знания, — говорил чейто писклявый голос. — На то, что, хотя он теперь не король, он всетаки принц королевского дома Калисты, на богатства его земли, на редкостные розовые алмазы. Скажите о благородстве его крови, о том, что этот союз заключен во благо народа.
— Я буду говорить то, что считаю нужным, Имран.
— Ваше величество…
— Оставьте меня в покое. Я должна подготовиться, — оборвала его Лейла.
— Но это неординарное событие…
— Значит, нужна неординарная речь! — разумно заметила Лейла, и Зафир, услышав ее хриплый, сердитый голос, чутьчуть улыбнулся — только чутьчуть — тому, что вдруг узнал свою жену с другой стороны. — И мне будет гораздо легче готовить речь, если ты хотя бы на время оставишь меня одну.
Она осталась вдвоем с Бейджей. Зафир понимал, что ему пора идти, что время его выступления приближается. Он хотел осторожно закрыть дверь, но тут опять услышал ее голос. Не той Лейлы, которую он знал, а другой, незнакомой Лейлы.
— Я не смогу это сделать, Бейджа…
— Вы сможете, ваше величество.
— Я думать не могу о том, чтобы идти туда. Я так устала, Бейджа…
— Ваш народ будет к вам снисходителен. Ваш народ…
— Мне не важно, что скажет мой народ, — всхлипнула Лейла, и у Зафира замерло сердце — столько тоски было в ее голосе! — Иногда, Бейджа, только иногда мне хочется немного, очень немного подумать о себе. Сегодня дело не только в том, что люди потеряли короля, не в союзе, который оказался напрасным, и даже не в том, что народу придется и дальше терпеть королеву. Дело еще и во мне.
— Лейла, — воскликнула Бейджа, обнимая ее, — кто же лучше меня знает, какую тяжесть вы несете?
Зафиру очень хотелось успокоить Лейлу, однако он потерял это право.
А от следующих слов у него перевернулось сердце.
— Я не хочу, — плакала Лейла.
— Вы не должны так говорить, — настаивала Бейджа.
— Но это правда. Завтра, может быть, на следующей неделе, я опять стану сильной. Но сейчас я не хочу быть королевой.
— Все пройдет, — утешала ее Бейджа. — Вы же знаете, это всегда проходит. Иногда вы чувствуете слабость, а потом силы возвращаются к вам.
— Но не на этот раз.
— На этот раз тоже, — настаивала Бейджа.
— Я устала быть сильной, — плакала Лейла. — Устала быть твердой. Устала быть королевой.
— Но у вас нет выбора. — Бейджа пуховкой от пудры вытерла ей щеки. — Вы должны быть сильной, как мужчина, чтобы править Хейдаром.
Зафир знал, что, если бы он был с ней рядом, она пришла бы в себя.
— Лейла!
Он увидел, как она напряглась, как ее лицо приняло обычное выражение.
— Что ты тут делаешь? Твое выступление должно вотвот начаться.
— Ваше величество, — вновь раздался писклявый голос советника, — я должен сообщить вам…
— Не сейчас! — грозно оборвала она Имрана, смущенная тем, что Зафир мог ее услышать, но стараясь держаться с достоинством. — Я сказала, что занята. Сказала, что меня надо оставить в покое.
— Конечно. — Имран коротко поклонился. — Но дело в том, что в Хейдаре произошло землетрясение…
Зафир увидел, как она побледнела.
— Есть жертвы? Сколько?
— Нам только что сообщили. Сведений о жертвах нет.
— Где? — спросила Лейла. — В городе? В селениях?
— Мы еще ничего не знаем, — предупредил советник. — Простите, что беспокою вас в столь тяжкий момент…
— Конечно, ты должен был сообщить мне. Извини меня за резкий ответ.
— Есть одна вещь. — Он протянул ей папку. — Этот документ надо отправить обратно в Хейдар. Курьер ждет…
— Конечно.
Сузившимися глазами Зафир наблюдал, как она старается собраться, как дрожит ее рука, подписывающая документ.
— Сила землетрясения известна? — спросил он Имрана.
— Как только я узнаю чтото еще, я немедленно сообщу.
— Ваше величество! — В комнате вдруг возник встрепанный Акмаль. — Пора. Телекамеры готовы.
Зафира проводили по коридорам дворца в комнату, где должно было все и произойти. Он сел за большой стол и забыл о себе, о собственных мыслях, даже о Лейле. Он в последний раз обращался к своему народу как его правитель. Все правильно. Дело не в нем. Он должен быть сильнее их, должен ободрить народ в трудный час, указать ему путь, как бы ни было тяжело самому.
Удел королей — одиночество. И королев тоже. Зафир понял это, когда телекамеры развернулись на него. С Лейлой происходит то же самое.
— Дорогие жители Кьюзи! — Зафир откашлялся. — Я прошу вас выслушать меня очень внимательно. Прошу вас прислушаться к моим словам и забыть о вашей печали на то время, пока вы будете меня слушать. Я молюсь о том, чтобы мне удалось развеять ваши опасения. — Он посмотрел на Акмаля. Тот стоял словно на краю пропасти. Лицо его выражало ужас, оттого что все, чем он жил, разваливалось на куски. Даже мудрые глаза Акмаля искали сейчас поддержки в глазах Зафира. Зафир глубоко вздохнул и заговорил — не заученными словами, а словами, шедшими из самой глубины его сердца. И произнес самую важную речь в истории Кьюзи: — Принц Завиан покоится рядом со своими родителями. Королевское кладбище закрылось сегодня на закате, но оно будет открыто целую неделю с восхода до захода солнца. Мы знаем, что вы хотите отдать последний долг Завиану и, возможно, простить короля и королеву, как надеюсь простить их я. — Он видел, что Акмаль закрыл глаза, словно молился. — Они хотели обмануть смерть, в этом их вина. Но я уверен, что в тот момент они не стремились обмануть свой народ. Они хотели, я думаю, не причинить, а предотвратить боль, хотели невозможного: оставить своего сына, ваше будущее, в живых.
