Почему-то с вопросами он обращался исключительно к Чернову.
Ни разу он не спросил «Да, Белый?», и это было странно, но думать об этом
просто так Никоненко было лень Он еще успеет надуматься, если выяснится, что
Муркина все-таки убили, а пока — лень.
— Вас проводить? — спросил кавалергард Белов.
— Найду, — лучезарно улыбнулся капитан Никоненко, — до
свидания.
Он вышел в тесный предбанник и неторопливо прикрыл за собой
дверь. Иногда этот несложный маневр позволял ему услышать кое-что интересное,
но сейчас за тоненькой фанерной дверцей царило молчание.
Умные, черти. Впечатлениями делиться не спешат. Выжидают.
За черным офисным столом сидела давешняя Клаудиа Шиффер и
делала вид, что читает. Никоненко готов был голову дать на отсечение, что
ничего она не читала, а все время подслушивала под дверью — такое искренне
незаинтересованное лицо у нее было.
— Спасибо вам за кофе, — сказал Никоненко галантно, с
удовольствием глядя в славную мордашку с широкими силами, острым подбородком и
матовой гладкой кожей. Ему очень хотелось потрогать ее щеку. Он был совершенно
уверен, что на ощупь она — как крымский персик из его детства.
— Это не я, — уверила его Клаудиа Шиффер и улыбнулась так,
что капитан Никоненко едва не застонал, — это у нас Зина варит. Павел Андреич
ей даже специальный кофейник купил. Вам понравилось?
— Очень, — подтвердил капитан, смеясь над собой и своим
энтузиазмом. — Еще раз спасибо.
Она посмотрела на него, и он понял, что она мучительно
пытается заставить себя то ли сказать, то ли спросить о чем-то.
— Да? — спросил он, подбадривая ее. — Что вы хотите сказать?
В конце концов, ему было всего тридцать четыре, а она была
так хороша… Не пугающе хороша, а расслабляюще хороша.
Глаза у нее округлились, как будто он застал ее за чем-то
неприличным, но она быстро взяла себя в руки.
— Не сказать, — уточнила она и мило улыбнулась, — спросить…
Можно?
— Можно, — кивнул капитан. Из-за тонкой двери по-прежнему не
было слышно голосов, и это свидетельствовало о том, что трое начальников знают,
что он до сих пор толчется в предбаннике.
— Вы уже знаете, кто это… сделал?
— Нет, — честно сказал капитан, — не знаю. Я даже, не знаю,
делал ли вообще. А что? Вы можете сообщить какие-нибудь подробности?
На персиковом личике вдруг проступил ужас, как кровавое
пятно на белоснежном платке. Проступил и схлынул. Она справилась с собой.
Это еще что такое? Клаудиа Шиффер что-то знает или просто
она уж такая тонкая натура?
— Конечно, я ничего не знаю, — сказала она быстро, поднялась
из-за стола и зачем-то полезла в шкаф. — Просто это все ужасно. Не знаю, как вы
работаете, когда вокруг вас сплошные трупы.
— Ну, не сплошные, — сказал Никоненко, изучая ее спину с
водопадом платиновых волос, — и не всегда трупы…
Зазвонил телефон, и Клаудиа кинулась к нему, как будто ей
должны были сию минуту сообщить о выигрыше в «Русское лото».
Никоненко тихонько попрощался и вышел из вагончика прямо в
весну. Некоторое время он постоял на крылечке, жмурясь и вдыхая запах апреля, а
потом пошел в сторону будки прораба, увязая ботинками в грязи.
Он понял наконец, что было не так в окружающем его мире.
Тишина.
Тишина была такая, что слышно было, как кричит ошалевшая от
весны птица в ближайшем лесочке. Из-за тишины громадная стройка казалась
совершенно мертвой. Неизвестные капитану Никоненко машины, оранжевые, желтые и
красные, с черными иероглифами, шедшими сверху вниз поперек мощных
металлических тел, казались великанами, которых наказал за что-то всемогущий
волшебник, лишив голоса и способности двигаться. Не было видно людей, никто не
перекликался под синим бездонным небом, и только мерно поскрипывал трос
гигантского крана, который раскачивал теплый апрельский ветер.
Капитану стало не по себе.
Черт знает что тут происходит. Может, и прав местный
активист и правозащитник, по совместительству электрик с молочной фермы, может,
и не надо тут ничего строить. Вон тишина какая… странная. Оказывается, даже
шума шоссе отсюда не слышно.
У Никоненко уже давно чесалось между лопатками — верный
признак того, что за ним наблюдают. Он перешагнул лужу и, старательно удерживая
равновесие, оглянулся.
Ему показалось, что кто-то внимательно смотрит на него через
тонкую штору, которой было завешено оконце прицепа. Кажется, он даже различил
контур головы и лица. Кто это? Мастерица варить кофе по имени Зина? Или кто-то
еще?
И еще эта чертова тишина, совершенно не подходящая для
такого индустриального пейзажа!
«Зачем я теряю здесь время? — мысленно возмутился капитан
Никоненко. — Да еще раздумываю над всякой ерундой, как будто мне нечего делать!
А меня, между прочим, работа ждет. Вся эта бодяга выеденного яйца не стоит, а я
тут полдня проковырялся!»
Он потопал ногами по сухой и твердой земле, сбивая с ботинок
комья песка и глины, и решительно постучал в хлипкую дверцу прорабской будки.
«Два вопроса, — пообещал он себе. — Два вопроса, и я уеду.
Делать мне здесь совершенно нечего, несмотря на всех платинововолосых красавиц,
вместе взятых».
Впервые в жизни интуиция подвела капитана Никоненко.
* * *
Степан в окно видел, как закрывается за капитаном дверь, и
представлял себе, как он сейчас входит в вагончик к прорабу, как осматривает
все вокруг ленивым, но очень внимательным взглядом, как Петрович поднимается
ему навстречу, неловко прижав к уху вечную телефонную трубку, как протягивает
ему огромную мозолистую лапищу, как жестом приглашает сесть и тут же выбегает
из-за стола, волоча за собой телефон, чтобы расчистить место на стуле, и
скидывает бумаги прямо на пол, и задевает головой оранжевую каску, которая
висит очень неудобно, над самым столом, так что все непрерывно ее роняют.
— Ну что? — Пульсация в голове набирала обороты. Запустилась
она во время разговора с этой идиоткой из школы, и — Степан знал это по опыту —
запустилась всерьез и надолго.
— Что «что»? — спросил Чернов. — В каком смысле «что»?
— Без всякого смысла «что», — пробормотал Степан и потер
затылок. — Спрашиваю, что будем делать?
— А что нужно делать? — подал голос Белов.
— Вы дурака-то не валяйте! — прикрикнул Степан. — Работать
мы не можем, и хрен его знает, когда сможем. Я, конечно, этому Никоненко
позвоню сегодня сорок раз, но боюсь, ничего не поможет… Я, блин, даже не знаю,
как денег ему предложить!..
