– Отнюдь, – сказал Мазур. – Все равно делать
нечего. И нет уже никакого терпения, я не хуже тебя понимаю, что через пару
недель начнется зима, то бишь сезон дождей, и в джунглях станет еще
паскуднее... Что ж второй секретарь так копается?
– Ничего не поделаешь, – серьезно сказал Кацуба. –
Будь ты хоть второй секретарь, хоть генеральный. Здешняя бюрократия, браток,
такова, что наши чиновнички, знай они подробности, сдохли бы от черной
зависти... Это еще дней на несколько. Подожди, скоро и нам придется в компании
с секретарем болтаться по инстанциям – личное присутствие и все такое, узнаешь,
почем фунт здешнего канцелярского лиха... А в целом нам все же повезло, что эта
«птичка» гробанулась именно тут. Мы в «морской полосе», в климатической зоне,
на которую влияет Атлантика. Окажись мы километров на двести южнее, узнал бы
ты, что такое настоящая жара. Там, правда, джунглей нет, зато ландшафт не
уступает лунному, воды днем с огнем не отыщешь, не говоря уж о годной в пищу
живности... Вот, кстати, о живности. Есть в здешнем меню немало вкусных и
насквозь экзотических яств. – Он положил руку на роскошную темно-бордовую
папку с золотым тиснением. – Как насчет скарабеев со свининой и овощами? А
еще – красноногие кузнечики, маринованные в лимонном соке с солью, жареные
муравьи, клопы-вонючки по-мексикански...
– Не жди, блевать не начну, – ухмыльнулся Мазур. –
Забываете, мон шер, что курсы мы проходили по одним методикам. Попадем в лес, я
тебя и сам пауком-птицеедом угощу. Отрываешь пузо, остальное запекаешь, и,
право, ничем не хуже краба.
– Ел я птицеедов, – рассеянно отозвался Кацуба. –
Нет, в самом деле, скарабеи неплохи, я без всякой подначки... Вот только в
такую жару даже их не хочется.
– Уж это точно, – поддакнул Мазур, глядя на
историческую площадь. – Гляди, шатеночку недвусмысленно снимают.
Разозленная родня не выскочит?
– Не-а, – присмотревшись, авторитетно заверил
Кацуба. – Самая натуральная путанилья...
– Слушай, как же их определяют все-таки?
– Да как два пальца, – сказал Кацуба. –
Присмотрись, видишь, у нее браслетик? Раз на нем ракушки – значит, путана.
Неважно, золотые они там или медные, главное, ни одна приличная женщина в этом
городе ничего напоминающего ракушку не нацепит. Мило и простенько, а?
– Тьфу ты, как просто...
Он с леностью истого аборигена столицы омочил губы в ледяном
пиве и с философской грустью стал смотреть на видневшийся слева отрезок здешней
достопримечательности, именуемой без затей – винодук.
Укрепленные на четырехметровых железных арках – а кое-где на
столбах той же высоты, – северную окраину города пересекали толстенные
трубы, тянулись вдоль автострады, над оживленными перекрестками, меж редких
эвкалиптов, меж домов. Прохожие и проезжие это сооружение попросту не замечали,
поскольку привыкли к нему с рождения, зато Мазур, как любой, наверное, русский
человек, взирал на него почтительно.
По трубам текло вино – примерно полтора миллиона литров в
сутки. Только что закончилась вендимия, ежегодный праздник сбора винограда, и в
сотнях тысяч бочек искрилась живительная влага. Кацуба успел свозить Мазура на
завод Бодега Бассо, где тот с еще более почтительным восхищением лицезрел
своими глазами самую большую в мире деревянную винную бочку. Вмещала она
ровнехонько четыреста тысяч литров.
И, что самое удивительное, отметил мысленно Мазур, никто
никогда даже не попытался провертеть коловоротом в винодуке дырочку. Русскому
человеку такое нерадение дико, отечественные Левши и Кулибины давно издырявили
бы заветную трубу на всем ее протяжении...
За три дня он насмотрелся экзотики столько, что хватило бы
на всю оставшуюся жизнь. Винные погреба Хиоле с их ста пятьюдесятью м и л л и о
н а м и литров, резервуар для вина, в котором однажды устроили банкет на
пятьсот человек (и всем было просторно), музей серебра, старинный праздник пива
и крови, более ста лет отмечавший окончание индейских войн, кафедральный собор,
где хранился череп Диего Альмагро (вроде бы подлинный), Каса-де-монеда – старый
монетный двор, где приводные валы чеканящих станков когда-то вращали закованные
в кандалы рабы-индейцы... Впечатлений было столько, что они перестали волновать
и удивлять, – еще и оттого, что над ними дамокловым мечом постоянно висело
о ж и д а н и е, а чертов Франсуа куда-то запропал, о чем, впрочем, честно
предупредил заранее и наставлял в этом случае не дергаться, а спокойно ждать.
– Ну что, скарабеев со свининой решительно не хочешь? –
поинтересовался Кацуба.
– Нет, – сказал Мазур, и понизил го-лос: – Ты мне лучше
растолкуй как зам по контрразведке как обстоит дело с проявляемым к нам
интересом, есть ли таковой и от кого исходит...
– Наконец-то, – сказал Кацуба. – Профессиональные
рефлексы проснулись.
– Не видел смысла дергаться раньше времени, – хмуро пояснил
Мазур. – Все это – твоя епархия, но пора бы и поинтересоваться...
– Резонно, – сказал Кацуба. – Пошли, пройдемся.
Он мимоходом подписал счет, подсунутый бесшумным чоло, оба
вышли на брусчатку и, старательно держась теневой стороны, пересекли площадь, свернули
на улицу Сан-Августин, где, в отличие от площади, было разрешено автомобильное
движение.
– Оглянись, только аккуратнее, – сказал Кацуба. –
Справа под тентом примостился сеньор, как полагается, в белом костюме, колу
сосет...
– Видел, мы мимо него проходили. Хвост?
– Ну уж сразу и хвост... – усмехнулся Кацуба. –
Просто человек на посту. Говоря казенным языком, официальный наблюдатель от
тайной полиции в отеле. Штатный, как портье. Это, понятно, не ради нас – тут
тебе и рутинное наблюдение за местами, где останавливаются иностранцы, и защита
от ворья, и пригляд за площадью. Этот красавец каждый вечер нас с тобой
вставляет в сводку, он всех вставляет. Данный мачо – круг первый, сиречь
внимание охранки, не затрагивающее лично нас. Круг второй – наши персональные
шпики. Я тебя три дня таскал по всему городу не только от безделья, как ты,
должно быть, догадываешься... Хотел вычислить ребятишек из ДНГ. Депто де
насьональ гуардиа. «Гуардиа» не в смысле «гвардия», а в значении
«безопасность». Милое заведение. Правда, со времен безвременной кончины дона
Астольфо они немного цивилизовались, это при нем молчунов убеждали с помощью
электросварочных аппаратов, подвешивали под мышки и ме-едленно опускали в
бассейн с молодыми акулками, а к женщинам еще и подпускали овчарок, обученных
трахать и представительниц гомо сапиенс. Теперь нравы там мягче, кого-то за
перегибы даже к стенке прислонили, но все равно – щуку съели, а зубы остались.
С помощью газетной подшивки можно молчуна обработать так, что и акулы не надо.
Впрочем, нам с тобой вульгарный мордобой не грозит, мы ж дипломаты... Так вот,
весь первый день за нами таскалась целая бригада, по стилю – не просто «полисиа
криминале», а, несомненно, ДНГ. Кадры у них весьма квалифицированные,
отрабатывали по полной программе – с «конвейерной передачей», со
«встречными»... На второй день активность резко упала – по времени это как раз
совпадает с раскрытием цели нашего визита. Как только узнали, что мы, два
идиота, целимся на клад Бенитеса, немного успокоились. Весь третий день и
сегодня за нами таскаются одиночные топтуны – уже ясно, что орднунга для.
Конечно, и эти меняются, сейчас от ресторана, за нами тащится совершенно
новый... только, я тебя умоляю, не нужно завязывать и без того завязанные
шнурки и пялиться в витрины...
