– Предлагает катиться к той самой матери, – быстренько
перевел Кацуба. – Пока целы.
Жестом показав проводнику, чтобы прижал лодку к борту катера
почти вплотную, Мазур выругался про себя и подбросил тело вверх. Ухватился
обеими руками за широкую доску фальшборта – ободрав кожу от рывка и разницы в
скоростях – подтянулся, перемахнул на корму катера, сшибив кого-то ногами,
приземлился на корточки и тут же выпрямился.
В грудь ему моментально уперся ствол карабина – в виде
дружеского приветствия, надо полагать. На корме было тесновато, и он стоял чуть
ли не лицом к лицу с усатым. Дуло карабина воняло тухлой гарью – конечно же, из
него недавно стреляли, и долго... Мазур покосился через плечо – так, видна
спина стоящего за штурвалом, он там один, все остальные столпились вокруг
незваного гостя, даже на лодку не смотрят, усатый тоже это заметил, что-то
рявкнул, и один его головорез нехотя отвернулся к борту...
Надвигаясь на Мазура пузом, усатый что-то завопил, брызгая
слюной, – конечно, любопытно ему, с чего бы это сей незнакомец очертя
голову прыгнул на катер, без перевода понятно. Голову можно прозакладывать,
интересуется, не сошел ли Мазур с ума – иначе зачем полез волку в пасть?
Стоявший слева бесцеремонно охлопал Мазура по талии, вмиг
нащупал кобуру, разинул рот. Коротко двинув его локтем под вздох, Мазур ударом
ноги подсек второго, прижался спиной к борту, обеспечив себе надежный тыл. С
усмешечкой вытащил из внутреннего кармана гранату, выдернул чеку, не глядя,
через плечо выкинул ее за борт, поднял руку с гранатой к лицу усатого, медленно
стал отгибать пальцы: указательный, средний...
Он умел так фокусничать, удержал бы чеку и оставшимися двумя
пальцами, но усатый знать этого никак не мог. Как многие на его месте, живо, в
красках представил последствия, бледнея на глазах, шарахнулся к борту. Мазур
легонько повернул руку с гранатой – так, чтобы показалось в первый миг, будто
он разогнул еще один палец...
Вряд ли эти ребятки испугались бы доброй перестрелки. Но то,
что им устроил Мазур, моментально выбило из колеи, поскольку видели они такое
впервые в жизни, не надо быть провидцем, чтобы это определить.... Они
совершенно правильно поняли его немудрящие жесты – те, что были с карабинами,
разжали пальцы, и оружие глухо брякнулось на палубу. Наверняка растерянности
прибавляло еще и то, что он молчал...
Двое рядом с усатым вдруг отпрянули друг от друга, как
сбитые шаром кегли – это через борт перемахнул Кацуба, вмиг оценив обстановку,
заорал что-то на испанском – и стоявшие, прикрывая головы руками, попадали друг
на друга. Рулевой ошалело таращился через плечо, и бросить штурвал боялся, и,
сразу видно, плохо представлял, что можно предпринять в такой вот пиковой
ситуации. После короткого приказа Кацубы закивал, повернул к берегу, катер
ткнулся носом в песок, под килем заскрипело, и мотор умолк.
Дальнейшее было рутинной процедурой – Кацуба поочередно
поднимал за шиворот лежащих, в темпе обыскивал, толкал к корме, где они тесно
сбивались в вонявшую кислым испуганным потом кучку. Мазур даже не заметил,
когда рядом появилась Ольга – пальцы на чеке свело от напряжения. Присоединив к
компании рулевого, Кацуба тряхнул Мазура за плечо:
– Все, швыряй...
Как следует размахнувшись, Мазур запустил гранату далеко за
борт, в сторону от лодки. Вскоре грохнуло, взлетел пенный столб, взметнулся
какой-то непонятный мусор – темные спутанные комки, длинные стебли. Люди на
корме присели, закрывая головы.
– Ну, и что дальше? – спросил Мазур чуть растерянно,
держа гоп-компанию под пистолетом.
Ольга прошла под надстройку, выволокла целую охапку
карабинов и помповушек. Перенюхала все дула, удовлетворенно кивнула. Выстрелила
вверх из четырех, сноровисто работая затворами, выбросила стреляные гильзы –
все это у нее получалось удивительно быстро и ловко. Сравнила с теми, что
лежали у нее в кармане, продемонстрировала парочку Мазуру:
– Видишь?
– Что тут непонятного... – проворчал он. – Вот эта
парочка – из одного ствола, и эта… Дальше можно не проверять, и так ясно...
Усатый, старательно сцепив на затылке руки, что-то громко
забурчал, с каждой новой фразой повышая голос.
– Клиент малость оклемался, – прокомментировал
Кацуба. – Начал вспоминать о гарантированных конституцией демократических
свободах – адвокатах, ордерах на арест, уликах... Стволы эти он на берегу
нашел, плыл себе, а они кучей лежали...
Ольга заговорила – чеканя слова, с легкой брезгливостью,
усатый сразу притих, обмяк.
– Ага, – шептал Кацуба. – Уверяет, что наш
индейский следопыт прекрасно запомнил следы тех, кто жег селеньице, сейчас мы
его позовем, и он вмиг опознает подошвы... На пушку берет девочка, но, похоже,
угодила в точку, вон как поникли... Так, теперь он говорит, что в конце-то
концов белые люди всегда смогут договориться, не стоит так сердиться из-за
каких-то барбарос, которые и не люди вовсе, опять про адвоката затянул...
Не похоже было, чтобы Ольга раздумывала. Она крикнула
что-то, перегнувшись через борт, – и на катер перебрался Бокаси, с ходу
уставившийся на пленных так, что они сбились потеснее.
Ольга заговорила – с расстановкой, почти весело, Бокаси
вдруг осклабился, взял «гаранд» на изготовку.
– Ничего себе дела... – шепнул Кацуба. – Она им
дает выбор – будет считать до двадцати, и только потом наш Чингачгук откроет
пальбу. Кто успеет доплыть до того берега и смыться в чащу – пусть считает, что
ему повезло.
Мазур дернулся, хотел схватить ее за рукав, что-то сказать –
и остался на месте. Вспомнил покойника, бледные края жуткой раны. Подумал, что
в селении, конечно же, были женщины и дети. Б ы л и.
И остался стоять, сжав зубы. Жалость и слабые проблески
гуманизма куда-то моментально улетучились. В душе остался мерзкий осадок, но
препятствовать, вмешиваться, что-то доказывать он попросту не мог. Может и
открутиться усатый – адвокаты, связи, денежки, казуистика судебного процесса...
Да и нет у них ни времени, ни возможностей, ни желания волочь эту банду вкупе с
орудиями преступления до ближайшего полицейского участка, который располагается
где-то в паре сотен километров...
– Уно! – звонко крикнула Ольга, подняв указательный
палец.
Череда шумных всплесков – это негодяи, опережая друг друга,
прямо-таки посыпались за борт, отчаянно загребая, вспенивая воду, кинулись к
противоположному берегу. Бокаси стоял, как статуя, скосив глаза на Ольгу.
– Фуэго!
Ствол «гаранда» описал короткую дугу. Сухо застучали
выстрелы, карабин работал размеренно, как швейная машинка. Над медленной коричневатой
водой не плеснуло ни одного фонтанчика – все до одной пули попадали в цель,
головы и плечи поочередно исчезали под водой. Крики, вопли, хриплый рев...
Мазур стоял, уткнувшись взглядом в кривую сосну на том
берегу. Понемногу стихли крики, прекратились всплески, стукнул последний
выстрел, и наступила тишина.
