И тут же в чинных, тихих коридорах стало невероятно шумно.
Сначала появился давешний штатный топтун, чья усатая толстая
физиономия была прямо-таки озарена охотничьим азартом и осознанием собственной
значимости. Он решительно отодвинул Мазура с великолепным презрением
профессионала к жалким любителям, перенял у него пленника, отступил на шаг,
окинул добычу затуманенным взором художника, выбирающего место для первого
мазка, – и нанес такой удар, что по кабинету пошел звон, а видавший виды
Мазур невольно охнул.
Пленник моментально перешел в состояние полной аморфности,
бесчувственно распростершись на полу. Топтун полюбовался делом своих рук,
по-птичьи склонив голову к плечу, заломил воришке конечности за голову и
молниеносно сковал большие пальцы крохотными блестящими наручниками. Послал
Мазуру взгляд, означавший определенно нечто вроде: «Учись, раззява!» и,
надувшись, как павлин, хлопнул себя по груди:
– Депто де насьональ гуардиа, сеньор!
– Еста бьен, – с трудом подбирая слова,
прокомментировал Мазур. – Грасиас...
[3]
– А сус орденес, сеоньор!
[4]
– важно и
непонятно ответил тот.
Тут появилась целая процессия – двое полицейских в форме и
коричневых ремнях, здоровенный лоб в цивильном, но с приколотой к широкому
поясу бляхой ДНГ, Франсуа, уже знакомый Мазуру главный менеджер, в
растерянности воздевавший руки и причитавший столь недвусмысленно, что и без
перевода было ясно: он, бедолага, призывает небо в свидетели, что в их
почтеннейшем заведении такой пассаж произошел впервые. В арьергарде маячили еще
какие-то удрученно-перепуганные субъекты в униформе отеля.
Начавший было оживать пленник получил еще раз – на сей раз
от лба в цивильном. Началась долгая канитель с писанием протоколов, извинениями
полицейских чинов, писком их сотовых телефонов, оживленных переговоров с частым
употреблением слов «дипломатико руссо», загадочно-деловым появлением и быстрым
исчезновением мрачных личностей в форме и в штатском, словно штамповавшихся
молниеносно некой скрытой за поворотом коридора машиной, жалобными стенаньями
главного менеджера, взывавшего к вековой славе отеля и пресвятой мадонне, деве
сантакрочийской...
Наконец все кончилось. Исчезли мрачные чины, прихватив с
собой полумертвого от ужаса пленника и кидая на него нетерпеливые взгляды
гурманов, удалился на пост топтун (в уголке получивший от Кацубы зелененькую
бумажку с ликом не самого дешевого президента), дольше всех на сцене
продержался главный менеджер, но и от него в конце концов удалось отделаться,
заверив, что знатные постояльцы понимают всю уникальность ситуации, но зла не
держат и не собираются съезжать, равно как и распространять унизительную для
престижа отеля информацию.
Примерно через полтора часа Мазур вновь сидел со спутниками
в том же «линкольне», неизвестно куда плывшем по ночному городу. Заезженный
оборот, конечно, но столица и в самом деле сияла мириадами огней, радужным
разноцветьем реклам, над фонтаном, помнившим еще Боливара, сплетались лазерные
лучи чистейших спектральных оттенков, а толстенные плети винодука были освещены
собранными в загадочные вензеля гирляндами лампочек.
– Хвоста нет, – доложил шофер.
– Еще бы, – удовлетворенно хмыкнул Франсуа. –
После давешнего переполоха они на всякий случай подальше отодвинулись...
– Второй-то ушел, – сказал Мазур.
– И хрен с ним, – беззаботно ответил Франсуа. – Из
того, что имеется в тенетах, быстренько выдавят все, что знает... В общем,
ручаться можно, что ничего особенного он не знает, пешка дешевая, но ниточка
потянется, и конкуренты наши на время притихнут...
– Это обязательно было – его брать? – спросил Мазур.
– Кирилл, я же вас не учу, как работать на глубине... –
сказал Франсуа предельно мягко, но все равно это прозвучало легкой
недвусмысленной выволочкой.
– Извините.
– Глупости...
– Был еще вопрос, но не знаю теперь...
– Отчего же. Спрашивайте.
– А не мог этот агрессор оказаться человеком из ДНГ? Или
иной аналогичной конторы?
Рассмеялись все трое – и Франсуа, и Кацуба, и немногословный
шофер.
– Ну что вы, так дела не делаются, – сказал
Франсуа. – Они здесь не дураки. В любой стране тайная полиция накопила
огромный опыт по незаметной проверке постояльцев. Создается совершенно невинная
ситуация, очаровательная горничная или ненароком забредший водопроводчик
потрошит чемоданы и ящики стола с наработанной сноровкой, и у него обязательно
есть надежное прикрытие, полицейских профессионалов внезапным возвращением в
отель почти никогда не накроешь. Успели бы вывести своего человека из
неприятной ситуации. Нет, это сторонний, уверенность железная. Кстати, имейте в
виду, когда мы приедем в «Голубку» – за столиками не следует особо распускать
язык, народ там случается всякий, да и не прикормленные заранее топтуны порой
забредают, но в будуаре у Кончиты можете держаться свободно.
Девочка надежная, проверенная, да и апартаменты всякий раз
детекторами обшари-ваем...
– Кончита, конечно, девочка проверенная, – со смешком
бросил Кацуба.
– Это ты в смысле вечера?
– Ну не в отель же возвращаться, – не моргнув глазом,
сказал Кацуба. – Да и каперанга надо подлечить, чтобы в другой раз
привидения не мерещились.
– Ладно, – подумав с полминуты, кивнул Франсуа. –
Я и сам, судари мои, впервые попадаю в столь роскошную ситуацию, словно
скроенную по голливудским шаблонам. Надо использовать случай на всю катушку – а
то в следующий раз, чует мое сердце, буду ползти где-нибудь по пустыне с сухою
корочкой в кармане... Влево, Рик.
– А то я не знаю, – проворчал шофер.
Они оказались в новой части города, современнейшей,
роскошной и насквозь безликой – широченная улица с фонарями, словно
позаимствованными из фантастических фильмов, довольно приличные для Латинской
Америки небоскребы, стекло, сталь, игра бликов на гигантских гранях высоченных
кубов, призм и параллелепипедов, нервическое мельтешение реклам, река лаковых
автомобилей... Мазур ощущал себя киногероем – и фильм был отнюдь не шедевром.
Машина свернула с широченной авениды, обогнула небоскреб из
голубоватого стекла, сделала пару лихих поворотов – и они оказались в довольно
тихом уголке. Эвкалипты, перемежавшиеся какими-то высокими, густыми,
неизвестными Мазуру по названиям кустами, подковой окружали небольшое
кубическое здание – явно современной постройки, но стилизованное под
колониальный испанский стиль. Особого буйства красок и электричества не
усматривалось – только над входом сияли сине-красные буквы «Lа Раlоmа»,
продублированные для тех, кто не владел испанским, силуэтом голубки из желтых
неоновых трубок.
