– Пожалуй, – осторожно сказал Мазур.
Вот оно что. Очередная «дымовая завеса», в которую, судя по
всему, поверили оч-чень серьезные люди, которых этот лис представляет... И
подсказать, как себя вести, некому...
– Я могу показаться вульгарным, дон Влад, но у меня есть
прямо-таки официальные полномочия заявить вам, что ваша добрая воля и
сотрудничество будут оценены достойным образом. Судя по некоторой информации о
положении дел в вашей стране, там в последние годы наметился большой прогресс в
области рыночного мышления. Военные, неизмеримо превосходящие вас по
занимаемому положению, не видят ничего постыдного в соучастии в коммерческих
проектах... Ну, а у нас – это обычная практика, не имеющая ничего общего с тем,
что принято именовать коррупцией. Труд должен вознаграждаться... Особенно –
интеллектуальный. Как ваш... Итак?
– Я согласен, – сказал Мазур, чтобы побыстрее со всем
этим развязаться. Потом Франсуа с Кацубой что-нибудь придумают...
– Слово офицера?
– Слово офицера.
– Этого мне достаточно, – торжественно провозгласил
Авила. – Я и мысли не допускаю, чтобы офицер военно-морского флота мог
нарушить данное слово, в особенности когда речь идет о столь серьезной игре с
высокими ставками... – И его глаза холодно сузились, без слов напомнив,
что несчастные случаи в Санта-Кроче случаются и с дипломатами: что-то в этом
роде, конечно, хитрый идальго и имеет в виду...
Вот теперь окончательно ясно, зачем он решил приставить к
ним с Кацубой своего очаровательного шпика. Экономика, да. «Плащ и кинжал»
устарел, говорит кое-кто, смеясь...
– Пойдемте. Я слышу голос нашей очаровательной хозяйки...
Мазур следом за ним вернулся в зал.
И ноги вновь приросли к земле. Вчерашнее безумие настигло и
здесь...
Перед ним во плоти и крови стояла Ольга – правда, не во
вчерашнем платье, а в легком сиреневом костюмчике делового покроя и канареечной
блузке, золотые волосы убраны в строгую прическу, в ушах посверкивают
немаленькие бриллианты, сине-зеленые глаза смотрят отстраненно, как на чужого,
удивленно чуточку... И это не может быть видением, не может!
– Сеньорита Ольга Карреас, – галантерейно произнес
Авила. – Наши долгожданные гости, коммодор Влад Савельев, сеньор Мигель
Кулагин, оба они дипломаты и инициаторы дерзкой экспедиции, заставляющей
вспомнить полковника Фосетта...
Она кивнула не холодно и не радушно – с вежливостью
воспитанной должным образом молодой дамы из общества.
– Ольга, вы позволите вас на два слова? – тут же
спросил Авила таким тоном, словно заранее был уверен в согласии.
Дверь за ними захлопнулась.
Кацуба одним прыжком оказался рядом с ним:
– Да что с тобой? – прошептал он недоуменно, чуточку
зло.
– Это она, – тихо ответил Мазур.
– Твой призрак?
– Ага. Но я же не сошел с ума? Мне же не может мерещиться?
Это она...
– Достал ты меня, твою мать... – с некоторой
растерянностью отозвался Кацуба, огляделся: – Мало ли похожих людей, мало ли
двойников... ну-ка, иди сюда!
Он прямо-таки потащил Мазура к противоположной стене, на
ходу шепча:
– Ты посмотри, посмотри, может, тут и ключ...
На эти фотографии в рамочках Мазур не обращал раньше
внимания – не успел, привлеченный в первую очередь оружием...
Вот э т у фотографию он знал. Он ее прекрасно знал. Точно
такую Ольга прихватила с собой, когда перешла к нему жить.
Двое бравых господ офицеров российского императорского
военного флота, молодые лейтенанты во всем блеске – парадные эполеты, белые
перчатки, кортики висят на черных поясах, щедро украшенных бронзовыми львиными
головами. Тот, что справа – Ольгин прадедушка, тот, что слева – его двоюродный
брат, Аркашенька Кареев, тот, что оказался у Деникина, в конце концов ушел в
Бизерту и сгинул в роковой пропащности, изъясняясь словами классика, но в
тридцать седьмом, когда красного комкора Вяземского арестовали прямо на мостике
вверенного ему эсминца, именно Кареева ему поставили в строку, сочиняя
классическое дело с родственником-эмигрантом, подбившим шпионить на четыре
разведки. И шлепнули бы, как миленького, но тут пришел Лаврентий, стал
выпускать, обошлось...
Снова Кареев, уже в одиночку – где-то на фоне эвкалиптов, в
расстегнутом френче, со сбитой на затылок фуражкой, с громоздким «томпсоном»
наперевес – первых выпусков, с дисковым магазином на семьдесят два
патрона, – возле разбитого прямым попаданием, неуклюжего, усеянного
заклепками танка. Гран-Чуко, а? Тридцать четвертый год, только что взятая
позиция чочо – ну да, танк, несомненно, французский «Рено» АМР ВТ образца 33-го
года, такие, где-то упоминалось, у чочо и были... Вот оно что...
Теперь понятно, откуда такая роскошь. После успешно
закончившейся войны у чочо оттяпали изрядный кусок территории, многим,
отличившимся в боях, в награду за службу давали немаленькие земельные
пожалования, и русским тоже, там, среди прочего, добывали и каучук. Когда
началась Вторая мировая, разгорелся каучуковый бум, самые оборотистые и
смекалистые стали крутыми миллионерами...
– Ну, понимаешь ты что-нибудь? – нетерпеливо спросил
Кацуба.
– Понимаю теперь, – сказал Мазур.
– Родственник, а? – Кацуба бесцеремонно ткнул
указательным пальцем в Кареева.
– Двоюродный брат ее деда...
– Вот и понятно все, – облегченно вздохнул
Кацуба. – Вот и хорошо. Никаких призраков нет, а есть фамильное
сходство...
– Боже ты мой, – сказал Мазур, чувствуя, как сердце
заходится в смертной тоске. – Как две капли воды, лицо, голос... Артемыч,
я не выдержу, у меня мозги набекрень...
– Выдержишь, с-сука, – страшным шепотом заверил
Кацуба. – Ну, соберись, ты же офицер, мать твою! Ты же «дьявол»!
С-соберись!
Колоссальным усилием воли Мазур взял себя в руки, пребывая в
самых раздерганных чувствах, – некая смесь облегчения и тоски. Когда взял
стакан с чаем, пальцы ничуточки не дрожали. И Ольгу, появившуюся в дверях, он
уже мог встретить спокойным взглядом. Как-никак он был «морским дьяволом»...
Он моментально подметил, что молодая женщина после недолгого
разговора с доном Себастьяно переменилась – теперь она как две капли воды
походила на горячую, норовистую кобылку, ни за что не желавшую шагать под
седлом. И, несмотря на воспитание, враждебность к визитерам так и грозила
прорваться наружу – они в одночасье стали врагами, дураку понятно...
– Благодарю вас, сеньоры, – сказала Ольга, эта Ольга,
чуть поклонившись. В ее русском все же чувствовался акцент, и весьма
явственно. – В моей скучной и серой жизни внезапно наступили
увлекательные, романтические перемены, и все это – благодаря вам, господа
офицеры. Я польщена. Можно сказать, это моя девичья мечта – совершить променаж
по диким лесам в вашем благородном обществе...
