Поправила сползшую бретельку и удалилась в сторону бального
зала походкой, которая ей наверняка казалась исполненной презрения. Осмотрев
себя и обнаружив, что ширинка в результате женских усилий расстегнута донизу,
Мазур привел себя в нормальный вид, пожал плечами и пробормотал под нос одну из
любимых литературных фраз:
– Таков печальный итог...
В зале продолжалось веселье. Поразмыслив, он потащился на
верхнюю палубу и долго торчал там, не мучаясь никакими особенными терзаниями,
бездумно глядя, как порой в луче прожектора вспыхивают алыми рдеющими угольками
глаза кайманов. «Смело идут речники, – констатировал он. – То ли
прекрасно знают здешний фарватер, то ли аппаратура в рубке стоит отличная, с
надежным эхолотом можно так лихо переть в лютом мраке...»
Когда во рту стало горчить от сигарет, направился вниз, к
себе в каюту. Лечь и выспаться без задних ног, благо время позднее, и пошло оно
все к черту...
За поворотом коридора нос к носу столкнулся с Ольгой, уже
взявшейся за вычурную ручку двери своей каюты. Никого, кроме них, в коридоре не
было, вновь напомнило о себе все прежнее, и Мазур остановился возле нее, застыл
классическим соляным столпом.
– Интересно, что у вас произошло? – Ольга уставилась на
него лукаво, чуть хмельно. – Милая Мэгги влетела в зал с таким видом,
словно ее изнасиловал Кинг-Конг... или, наоборот, отказался насиловать, как ни
предлагали...
– Имело место как раз второе, – угрюмо сообщил Мазур.
– Ну, примерно так я и подумала... Интересно, а почему вы
проявили столь несвойственную военному моряку нерешительность? –
прищурилась она с хмельным, кокетливым лукавством. – Красива, сексуальна,
была готова...
– Не нужна она мне, – сказал Мазур и, придвинувшись
вплотную, неожиданно для себя бухнул: – Я не могу без тебя...
Подняв брови, Ольга смотрела на него снизу вверх серьезно и
чуть беспомощно, прикусив нижнюю губу – еще один знакомый по п р е ж н е й
жизни жест...
– Послушай, – сказала она тихо. – Я не монашка и
не ледышка. Могу тебя впустить... если только ты точно знаешь, чего от меня
хочешь. А ты знаешь? По-моему, нет. Я ведь не о н а, и мне вовсе не хочется,
чтобы с помощью моего тела кто-то всего-навсего воскрешал милые сердцу
воспоминания... Я же буду чем-то вроде резиновой куклы, сделанной по особому
заказу...
– Да, конечно, – смятенно сказал Мазур, пылая от
стыда. – Прости, сам не знаю...
– Прощать тут не за что, – сказала Ольга все так же
тихо. – Ты только, пожалуйста, не забывай, что я – это я. Спокойной ночи,
господин каперанг.
Она привстала на цыпочки, коснулась губами его щеки и в две
секунды исчезла за дверью. Мазур поплелся прочь. Ноги сами привели в «бальный
зал» – там уже наполовину поубавилось веселившихся, Мэгги танцевала с
помощником, Фредди и Мюнхгаузен по-прежнему торчали у стола.
– Эй, а мы тут как раз спорим, полковник, – обрадованно
повернулся к нему Фредди. – Этот чудак не верит, что русские пьют виски
стаканами, а я ему доказываю – пьют, столько народу это видело... Скажите
веское слово, а? Я с ним на полсотни баксов стукнулся. Вы ж полковник, дипломат,
вашему авторитетному слову он поверит...
Мазур молча взял бутылку «Джим Бим», выбрал чистый фужер
граммов на сто пятьдесят, набулькал до краев. Он не играл – ошарашить себя
алкоголем хотелось до того, что скулы сводило. Чуть отстранившись, чтобы не капнуть
на белые брюки, примерился и ахнул одним глотком. И не дождался привычного
ожога, огненного комка, прокатившегося бы по пищеводу. Принюхался – нет, чистый
виски, без дураков...
Сеньор Мюнхгаузен таращился на него, выкатив глаза и раскрыв
рот. Усмехнувшись, Мазур указательным пальцем подвинул его челюсть на место –
деликатненько, чтобы, не дай бог, не прикусил язык. Налил себе еще, примерно
половину, выпил столь же залихватски. На сей раз ощутил и вкус, и алкогольный
жар в глотке. Из угла на него пытливо уставился Кацуба, Мэгги, склонившая
голову на плечо помощнику, послала презрительный взгляд. Сидевший рядом с
Кацубой Дик взирал на свою ветреную подружку, слившуюся с юным речником чуть ли
не в единую плоть, с философическим смирением старого мудрого даоса. Пожалуй,
насчет свободных нравов она не врала...
Мюнхгаузен что-то попытался спросить, но Фредди решительно
отодвинул старичка и с неожиданной для него участливостью сказал Мазуру:
– Брось, полковник, не стоит она того, ни одна не стоит...
Давай лучше хватанем по-русски, я тебе докажу, что и янки из Коннектикута перед
таким сосудом не оплошает... – Взял фужер Мазура, придвинул себе чистый и
налил виски, примерно на две трети. – Хлопнем, а?
– Хлопнем, – сказал Мазур.
Глава 8
Не то чума, не то веселье на корабле...
Давным-давно известно, что под разными географическими
широтами один и тот же человек на спиртное реагирует по-разному. Мазур
исключением не был: если, скажем, на Урале голова у него после перепоя
чувствительно потрескивала, то в Питере практически не болела, а в Минске и
вовсе не случалось вредных симптомчиков, хоть ведро вылакай. Оказалось, что
республика Санта-Кроче мало чем в этом плане уступает белорусской земле – вчера
ночью они-таки нарезались с Фредом так, словно с утра должен был наступить
сухой закон с расстрелом за нарушение. Правда, кино, как говорится, не рвалось
– Мазур все помнил: и как волок Фреда в каюту к соскучившимся котейкам, и как
не вполне по-джентльменски послал Мэгги очень далеко в ответ на какую-то крайне
ехидную реплику. И все остальное – в общем, ничего такого, за что следовало бы
терзаться похмельными ужасами. А главное, голова ничуть не болела, разве что во
рту ощущалась неприятная сухость, но и она прошла, когда влез под душ.
Потом поплелся в обеденный зал – время было раннее, но
оставалась надежда на кофе. Корабль казался вымершим, даже на кормовой палубе
стояла непривычная тишина.
Кофейный автомат, о чудо, функционировал под присмотром
хмурого невыспавшегося стюарда. Мазур тут же понял, что заставило бедолагу
встать ни свет ни заря – у стола с остатками вчерашнего застолья в гордом
одиночестве сидел Сеньор Мюнхгаузен и совершенно по-русски похмелялся
степлившимся шампанским. «Нет, и в этой богом забытой стране есть люди! –
умилился Мазур мимолетно. – И рученьки-то трясутся, как у нашего Ваньки, и
рожа соответствующая...»
Он сел напротив, выпил кофе, словно лекарство, подумав,
попросил пару бутылок пива и налил в высокий бокал. Пиво здесь было отличное.
Мюнхгаузен тем временем опростал второй фужер, немного пришел
в себя, похмельно порозовел. После третьего стал совсем похож на человека – и с
ходу обрушил на Мазура очередную «подлинную» историю.
На сей раз речь зашла о генерале Чунчо – личности, давно
овеянной зловещими и неисчислимыми легендами. Один из былых верных псов дона
Астольфо, сей субъект был известен даже Мазуру, частенько читавшему газеты на
протяжении последних тридцати лет.
