На корме поднялся невообразимый вой, ор и суета, но никто не
стрелял в ответ. Значит, двое их там и было, не больше...
Выпрыгнув в окно, Кацуба вскоре показал большой палец. Сунув
за пояс свой «таурус», левой рукой поднял за ремни две винтовки,
продемонстрировал Мазуру. СЕТМЕ. Значит, и бедные салабоны лопухнулись,
детвора...
Способ окончательной проверки был пусть и рискованный, но
надежный. Выпустив короткую очередь в потолок, Мазур что есть мочи заорал:
– Паре, манос арриба! Депто де насьональ гуардиа!
«Эк я по-испански-то! – подумал он с мимолетной
гордостью. – Кабальеро, бля!»
На его крик из дверей обеденного зала заполошно вылетел тип
в красной повязке – и получил свое. Тут же следом за ним выбежали перепуганные
господа пассажиры. Разогнав их неким нечленораздельным выкриком, Мазур в темпе
рванул наружу, взбежал на верхнюю палубу. Следом поспешала Ольга, а за ней
несся Кошачий Фредди, успевший вооружиться «гарандом» кого-то из убитых.
На корме Кацуба орал что-то непонятное, загоняя палубных
пассажиров на прежнее место, – и правильно, нечего путаться под ногами у
занятых людей, работа еще не кончена... Однако нигде больше не видно субъектов
в революционных повязках, никто не пытается сражаться за идеи Маркса – Энгельса
– Ленина... а кто это там, в рубке, присел у стола, закрывая башку руками?
Сеньор капитан... И никакой уже авантажности, надо же...
Строго-настрого наказав Ольге с антикваром оставаться здесь
и смотреть в оба, Мазур кинулся вниз. В лихорадочном темпе обежал все помещения
надстроек, принимая, конечно, должные меры предосторожности. Минут через десять
вернулся: он нашел обоих стюардов, со страху укрывшихся в закутке с
метлами-ведрами, установил, что все пассажиры, кроме невезучего подполковника,
живы-здоровы, а вот партизан нигде не встретил. Кажется, всех извели...
Поставив Ольгу на место Кацубы пасти пассажиров, отправил
подполковника в сопровождении Фредди вниз, в машинное. Сам остался наверху,
ловя каждый шорох.
Капитан все это время так и сидел под столом. Четверть часа
показались вечностью. Наконец лязгнула дверь, вылез Кацуба, за ним Фредди – тот
с бледным видом держал винтовку, как дубину.
Кацуба поцокал языком:
– Все облазили. Не так уж там и много закоулков... Короче,
одни жмуры. Четверо механиков, помощник капитана... и Лопес. Жалко, мужик вроде
был нормальный, должно быть, взыграло полицейское чутье, вот и полез в
машинное...
– А знаете что, парни? – тихо сказал Фредди. – Зуб
даю, это вовсе никакая не Ирупана. Я по Ирупане сто раз плавал. Эт не Ирупана.
Эт какая-то другая река, гораздо западнее. – Он показал на сплошную стену
леса, где, надрываясь, орали обезьяны: – Вы не просекаете, а я сразу понял,
бывалый... Видите деревья? Хлопчатниковые? Вон они какие бледные, как молоко,
таких на Ирупане и нет вовсе...
Мазур оглянулся на Кацубу.
– Все верно, – кивнул тот, сузив глаза. – Как же я
раньше не присмотрелся... впрочем, времени не было. Ирупана – в умеренном
поясе, у деревьев там кора темная, и этак специфически чешуйчатая, на манер
наших сосен. А здесь стволы белесые – хлопчатник, гевея, лиан для умеренного
пояса невероятно много, вон как они все заплели... Точно, это не Ирупана.
Отклонились северо-западное, и далеко... – Он кивнул Фредди на обе СЕТМЕ,
прислоненные к перилам. – Страхуй девочку на всякий случай, а мы поболтаем
с этим гадом...
Он первым перепрыгнул белые перила, приземлился двумя
метрами ниже, у входа в рубку. Мазур последовал за ним, не рассуждая.
Капитан уже выпрямился, без малейшего конфуза одергивая
китель, напяливая фуражку:
– Сеньоры, надеюсь, все кончилось? Пресвятая Дева, эти
ladrones
[24]
выскочили, как черти из табакерки... Не могу
и выразить, как я вам благодарен...
– Где мы?
– Простите?
– Где мы? – повторил Кацуба. – В данный момент?
Некоторые набрались нахальства утверждать, что это не Ирупана, какая-то другая
река…
– Помилуйте, сеньор! – проворно развел руками бородатый
толстяк. – Это Ирупана, клянусь...
Но его взгляд невольно метнулся к столу с разложенными
картами. Предугадав его следующее движение, Мазур оказался у стола раньше.
Отшвырнув локтем дышавшего в ухо капитана, нагнулся.
Чтобы во всем разобраться, потребовалось совсем немного
времени – его учили читать разные карты, морские, речные, сухопутные, любых
разновидностей...
Да и тоненькая булавочка с синей головкой облегчала задачу –
несомненно отмечавшая нынешнее местонахождение корабля, она была воткнута у
берега реки, называвшейся совершенно иначе. Чем хорош испанский язык, чем он
схож с русским – как пишется, так и произносится...
– У-а-к-а-л-е-р-а, – по буквам, громко прочитал Мазур.
Вот и Ирупана... карта выполнена в масштабе «два километра в
сантиметре», подробнейшая... Ирупана и Уакалера образовывают почти идеальную
букву «V», ну-ка, прикинем... от того места, где от Ирупаны ответвляется
Уакалера, до их нынешней точки – километров сто, видимо, в Уакалеру свернули
ночью, шли по ней до рассвета...
– Сеньоры, каюсь! – плачущим голосом возопил
капитан. – Мне было неловко признаваться в столь нелепой ошибке... Этот
сопляк, Хесус... помощник... ночью перепутал бакены, я на него полагался
полностью, а оказалось, мы всю ночь шли по...
– Молчать, – сказал Мазур, и капитан покорно заткнулся.
– Врет? – с нехорошим интересом спросил Кацуба.
– Как сивый мерин, – кивнул Мазур. – Булавочку
тоже помощник воткнул?
– Нет, я только что определил наше место...
– Его беда в том, что он наткнулся на профессионала, –
громко, через плечо сообщил Мазур напарнику так, словно капитана здесь не было
вовсе. – Все эти затейливые приборы, которые ты тут видишь, –
стопроцентная гарантия против того, чтобы заблудиться так нелепо, как нам об
этом только что пытались спеть... Бог ты мой, какая аппаратура, от лучших
фирм... Вот это – курсограф. Отличный, джаповский. Сам сигнализирует о малейшем
отклонении от курса. А эта штуковина именуется одограф. В любую минуту покажет
истинное положение судна на карте. Это – радиосекстант. Все включено, все
работает, понимающему человеку одного взгляда достаточно, чтобы знать: именно
на э т о т курс приборы и были заранее настроены... Я так прикидываю, вчера
вечером им этот курс и задали. З а д а л и. Целеустремленно шли именно сюда.
Будут возражения из зала?
На капитана жалко было смотреть. Он даже не сопротивлялся,
когда Кацуба, ради психологического воздействия приложив пару раз по почкам,
швырнул его в угол. Там толстяк и остался – растеряв остатки вальяжности,
хныча, косясь на их оружие, что-то возбужденно тараторя по-испански, то и дело
вытягивая руку над полом, словно отмечая высоту невидимых, невысоких столбиков.
