Автомат тихо кашлянул – следовало бы для надежности сначала
плюнуть в глушитель согласно старой солдатской хитрости, тогда звук получается
и вовсе тихим, но времени не было, – и сидящий, дернувшись, обвис на
низком стуле. Мазур уже был в воздухе, приземлившись на согнутые в коленках
ноги, рванул туда, успел увернуться от собаки, ополоумевшей торпедой
пронесшейся в миллиметре от него, успел подхватить заваливавшегося вправо
покойника, осторожненько опустить его на каменный пол террасы. В три секунды придал
позу спящего на боку, прикрыл шляпой затылок с выходным отверстием. Выпрямился.
Слева, из-за угла, бесшумно выкатились, уворачиваясь от
собак, две фигуры – нечеткие очертания, глазу сразу и не зацепиться, ни
малейшего бряканья, снаряжение прихвачено на совесть растяжками и
карабинчиками, ни единого светлого пятнышка, все выкрашено в черный...
Судя по их жестам, все прошло гладко, остальные караульные
уже либо тренькали на арфах где-то высоко, либо, что вероятнее, осторожненько
пробовали ногой кипящую смолу. В доме пока что не слышалось признаков
переполоха.
Мазур задержался на какой-то миг, держа автомат стволом
вверх. Прямо-таки физически ощущал вокруг крохотное государство, внутри
которого они оказались: примерно пять на пять километров, коровники, плантации,
всякие амбары, разбросанные там и сям домишки рабочих, склады,
импровизированные караулки. Сюда-то они проехали не привлекая внимания (дон
Херонимо не зря взял «хаммер», у братишек в гараже стояли два таких же), а вот
обратно... Выбраться иногда бывает труднее, чем ворваться, чем выкосить... Сам
он сделал бы все иначе: газовые гранаты, подстраховывающий снайпер в отдалении,
где-нибудь в кроне дерева, обесточенный особняк, где ты в очках ночного видения
царь и бог, – но кто ж его спрашивал?
Бегом достигнув ограды, он подобрал «свисток». Трое гуськом
скользнули в приотворенную дверь, и Мазур выключил ультразвуковую игрушку, пока
собаки окончательно не взбесились, не привлекли внимание.
Коридор. Дверь в конце, две справа, одна слева, там горит
свет... Кухня. Огромная, старинная. Весьма современные электроплиты, длинный
стол, шкафы, какой-то обормот в одиночестве орудует вилкой, сгорбившись над
большой тарелкой какого-то местного месива...
Мановением указательного пальца Мазур решил его судьбу – в
полосу света, падавшего из распахнутой двери, выдвинулся Кацуба и одним точным
выстрелом навсегда излечил полуночника от обжорства. Скользнул туда, успел
подхватить и его, и вилку.
Мазур прикинул: судя по планировке, лестница на второй этаж
располагается напротив фасада, они же находятся определенно левее, значит – в
дверь и направо...
Вереницей переместились к двери, ставя ногу за ногу по
старинной методике ниндзя, ощетинясь стволами в три стороны. Осторожненько,
двумя пальцами Мазур потянул старинную дверную ручку, длинную и массивную, стоя
так, чтобы из-за его плеча Кацуба успел угостить пулей любую живую
неожиданность, буде таковая окажется по ту сторону.
Никого не оказалось. Точно, холл, неизвестно уж, как он
именуется по-испански... На второй этаж ведет широкая лестница с толстенными
перилами, добротно сработана, хоть на легком броневичке по ней въезжай...
Камин, на стене по обе стороны – шпаги и сабли веерами. К стене прислонена
вполне современная винтовка. Полутьма, тишина, но вверху слышны негромкие голоса,
кто-то ходит...
Три черных призрака скользнули к лестнице, поднимались,
держась у самых перил, ставя подошвы на самый краешек досок, – чтобы не
скрипнула предательски под ногой дряхлая половица.
Мазур ткнул пальцем в грудь Франсуа – по диспозиции тому и
надлежало остаться здесь. Франсуа вдруг энергичным жестом внес свои поправки –
выходило, он требует, чтобы остался Кацуба. «Будь ты моим подчиненным, я б тебе
потом, на «разборе полетов», припомнил, сука...» – подумал Мазур, но не стал
заводить долгую дискуссию на пальцах, просто кивнул, и они, оставив Кацубу,
двинулись наверх.
Вправо или влево? Он выдернул из гнезда на плече тонкий
микрофончик, держа его двумя пальцами, вытянул сначала влево, потом вправо,
прижавшись к стене. Слева – тишина, а вот справа доносятся непонятные звуки:
размеренная возня, что ли...
Движение пальца, и оба свернули вправо, за угол. Тут же
обнаружилось, что в конце коридора поперек ковровой дорожки лежит полоса света.
Мазур переправил автомат обратно за спину, прихватил приклад резиновой петлей,
выдернул из кобуры тяжелый «браунинг» с глушителем – у него их парочка висела
на бедрах, как у киношного ковбоя.
Через несколько секунд оба прижались к стене почти напротив
двери, точнее, высокого, сверху закругленного аркой проема – дверь, как
таковая, отсутствовала. Отсюда, из тени, прекрасно видели все происходящее в
обширной комнате.
Хорошее, мать его, сочетаньице – два увешанных от ботинок до
ушей современнейшим снаряжением убивца в коридоре и вульгарная съемка
порнофильма в условиях, максимально приближенных к реальности, – это в
комнате...
Происходившее никак иначе обозвать было нельзя, поскольку на
обширной кровати были скрещены два снопа света от сильных ламп на треножниках,
а подальше, в полумраке, алым угольком горел глазок видеокамеры.
Два усатых широкоплечих облома и крашеная блондинка, как в
такой ситуации и полагалось, одеждой не обременены, если не считать массивной
золотой цепи на шее того, что лежал. Развалился на кровати, стервец, ухитряясь
прихлебывать пивко из бутылки, пока блондинка, склонившись над низкой кроватью
и упершись в нее руками, без особого воодушевления исполняла номер, известный
древним китайцам как «игра на флейте любви». Впрочем, определенное мастерство в
исполнении номера сразу чувствовалось. Второй, пристроившись к ней сзади,
пользовал без затей – в общем, банальнейший «шведский бутерброд», лишенный и
капли фантазии, вряд ли брательников – а это, конечно же, они – можно отнести к
числу творческих натур...
Пора на сцену и господам критикам, киноведам, понимаете
ли... Обменялись скупыми жестами, разобрали цели, твердо установив – кому кого.
И выросли в полосе света как черти из табакерки, вскинули пистолеты. Два
кашляющих хлопка, финита...
Какой-то миг трудившаяся без огонька блондинка не ощущала
перемен в декорациях и ходе спектакля, но потом, когда стоявший завалился,
когда Мазур черной тенью прянул внутрь, подхватывая его за талию, опуская на
пол, а вмиг оказавшийся рядом Франсуа цепко ухватил ее за предплечье,
недоуменно задрала голову, зажмурилась, раздернув рот...
В последний момент Франсуа загасил ожидавшийся истерический
визг, ловко ухватив ее четырьмя пальцами под нижнюю челюсть, указательным
прижав губы. Она выкатила глаза, пытаясь осознать происходящее, легонько
задергалась.
– Тихо, Лара, тихо, – полушепотом посоветовал Франсуа
по-русски, все еще зажимая ей рот. – Скорая помощь, такси до Москвы...
Тихо!
Мазур прислушивался. Пока что тишина, ну конечно, вряд ли
кто-то будет сейчас шастать по коридору и мешать барам культурно развлекаться,
а все непонятные звуки спишут на издержки сексуально-киношного процесса. Так,
теперь самое веселое – пора отходить...
