— Ты опять к нему поедешь?!
У Варвары не было сил отвечать, и она осторожно положила
нагревшуюся трубку.
Ну вот. Она все теперь знает. И что ей делать? Как ей быть?
Кому кричать «держи, а то уйдет!»?
Около трех часов Варвару вызвал шеф.
Полдня он просидел в кабинете, никого не принимал и все
только шушукался с Иларией, которая то входила, то выходила и ни разу не
посмотрела в сторону Варвары.
«Знак беды» — так назывался роман, который читала Варвара в
самолете. Она читала роман под названием «Знак беды», а рядом чихал и утирался
платком Иван Александрович Берсенев.
Господи, что ей теперь делать? Она весь день задавала себе
этот вопрос, упорно и монотонно, и до сих пор не придумала на него ответ. Что
ей делать, господи?!
«Господь, — говорила бабушка Настя, — не соседская коза. Его
просто так не зовут. Только если уж дело какое важное…»
У Варвары было очень важное дело. Она знала, что беда уже
стряслась, и все-таки умоляла того, который — не соседская коза, чтобы он
помог.
— Ну вот что, — сказал шеф, когда Варвара осторожно прикрыла
дверь в его кабинет и по неслышному ковру пошла к столу, как будто ее волокли
на невидимом аркане, — все мы люди, и у нас бывают разные… ситуации. Что вы
стоите как столб? Садитесь.
Варвара неловко приткнулась на золоченый стул и сложила на
коленях руки. Руки были большие и неухоженные. Варвара посмотрела на них, как
будто это были чьи-то чужие руки.
— Так вот, — продолжил шеф, как будто не сразу вспомнив, о
чем он хотел сказать. Очки сверкнули неумолимо. — Вы меня раздражаете, Варвара.
Она улыбнулась. А что ей еще оставалось делать?
— Да, — повторил он с нажимом. Кажется, ему не понравилось,
что она улыбнулась. — Вы раздражаете меня. Вы неплохой работник, но я не могу с
вами работать. Есть два варианта. Или вы подаете заявление по собственному
желанию, и не надо мне никаких историй про то, что вы работаете в компании уже
много лет и так далее, — он повысил голос, словно Варвара уже открыла рот,
чтобы затянуть какую-нибудь историю, а он хотел ей помешать, — или я перевожу
вас в дочернюю структуру. Машинисткой.
— В… какую структуру? — спросила Варвара. Голос подвел.
Оказался хриплым и жалким, странно прозвучавшим в тишине и тепле богатого
кабинета. Впрочем, так, наверное, и должен звучать голос работника, которого
увольняют потому, что он раздражает шефа.
Не он, а она. Она, Варвара, раздражает шефа.
— На Мичуринский проспект, — буркнул он. Очки опять
сверкнули.
— Спасибо, Альберт Анатольевич, — сказала Варвара и
откашлялась. Теперь самое главное не зареветь в его присутствии. Потом можно.
Потом — сколько угодно. До утра, накрывшись с головой одеялом, с подвываниями и
тяжкими всхлипами, оплакивая свою пропащую жизнь. Сейчас — нет. Нельзя.
— Спасибо, Альберт Анатольевич, но на Мичуринский проспект я
не хочу. Я напишу заявление, конечно же.
— Пишите, — приказал шеф и подвинул к ней заготовленный
заранее листок бумаги. Варвара посмотрела на листок, удивляясь
предусмотрительности шефа. — Я подпишу, и вы отнесете его в кадры. Я хочу,
чтобы завтра же вас здесь не было. Я не могу работать, когда вы все время
попадаетесь мне на глаза. Простите.
— Завтра в десять совещание, — тихо сказала Варвара, делая
над собой усилие. Нужно было писать, а руки были такими холодными, что пальцы
не слушались. Примерившись, она поудобнее перехватила ручку.
Господи, как это пишется? Прошу освободить меня… Прошу вас
освободить меня… Прошу вас разрешить мне… С такого-то числа стать безработной и
никому не нужной. Так, что ли?!
— К совещанию подготовит все Владислава, — проинформировал
ее шеф скучным голосом, — она приедет, и Лара введет ее в курс дела. Вы можете
не задерживаться, Варвара.
— Я постараюсь не задерживаться, — четко ответила она и
положила перед ним кое-как написанное заявление. Он размашисто подписал.
— До свидания.
— До свидания, Альберт Анатольевич.
Владислава! Владислава, которая носит леопардовые юбочки до
половины ягодиц и по четыре золотых браслета на каждом запястье! Владислава с
ее овощными рагу и тушеным мясом! Владислава с ее малороссийским выговором и
вечным поминанием «ихних и ейных»!
«Мне о-очень, о-очень понравилось ейное платье!»
Она сядет на Варварино место, к ее компьютеру, к ее столу, к
ее телефону, к ее цветам, к ее стакану темного стекла, который она привезла из
Карловых Вар и держала в нем ручки!
Нет, вот стакан Варвара заберет с собой! Пусть думают что
хотят, стакан она заберет.
Господи, Владислава!.. Ольга Громова, управляющая делами, в
обморок упадет!..
Но что она может, Ольга Громова, когда начальник уже все
решил и даже заявление подписал!
Варвару еще никогда не выгоняли с работы, и поэтому она не
знала, как должен вести себя человек, которого только что выгнали. Человек, у
которого кончилось все — любовь, работа, жизнь. Впрочем, любовь почти не
начиналась. Или началась, и именно от этого так ужасающе, так невыносимо
больно?
В приемной пахло кофе, духами и еще чем-то синтетическим и
сложным — может, жидкостью, которой уборщица мыла ковры, — привычным, знакомым
миром, в котором Варвара прожила столько лет и из которого ее только что
выгнали.
Машинисткой на Мичуринский проспект!..
— Ну что? — спросила Илария, выглянув из своей комнаты. — Вы
все решили, Варварочка?
— Решили, Лара, — ответила Варвара тихо.
— Надеюсь, что до конца дня вы доработаете, — весело
проговорила Илария, — вы не обиделись на нас?
Из всего, что произошло, это «нас» было обиднее всего.
— Нет, — уверила ее Варвара и улыбнулась, — что мне
обижаться!
— Ну и прекрасно. В пять придет Владислава, вы не могли бы к
этому времени освободить стол от своих… личных вещей?
— В столе нет моих личных вещей, Лара.
— Разве? — удивилась она. — В нижнем ящики колготки и
«Тампакс». Это не ваше?
Варвара молчала. Лицу стало жарко. Так жарко, что вспотели
виски. Илария посмотрела на нее и усмехнулась.
— Так что все соберите, Варварочка. Ничего не забудьте.
— Мне нужно сходить в кадры.
