— Это воспоминания детства, — отозвался
Эдгар. — Знаешь, в Риме так тепло, что начинаешь забывать про морозы в
Москве.
Мимо прошла группа громко разговаривающих и смеющихся
итальянцев. Дронго, глядя на них, грустно усмехнулся.
— Они напоминают мне моих земляков, — признался
он, — очень похожи. Я иногда закрываю глаза и чувствую себя почти дома.
— Мне не нравится твое состояние, — пробормотал
Эдгар, — ты становишься меланхоликом.
— Уже стал. Ты просто не заметил.
— Наверное. Ты так переживаешь, что тебя отстранили? Но
этого же следовало ожидать. Чего ты хотел? Чтобы они позволили тебе принять
участие в таком проекте? Они правы, он связан с национальной безопасностью и
никакой посторонний эксперт не может в нем участвовать. Извини, но мне кажется,
ты не совсем прав.
— Знаю. Но Гейтлер слишком непредсказуем. И очень
опасен. Они загонят его в угол, но не смогут остановить. Машина против комара.
Они привычно задействуют весь арсенал спецслужб, но могут его не взять. Если я
верно его вычислил, он будет действовать в одиночку. Опыт последних пятнадцати
лет жизни этого человека научил его никому не доверять. Сначала он сбежал из
ГДР, переехав в Советский Союз, затем сбежал из Москвы, потом его искали по
всему миру, и только когда он вернулся в уже объединенную Германию, чтобы
попрощаться с умирающей женой, его арестовали. А сейчас кто-то снова решил
использовать его уникальный опыт. Невозможно вычислить человека, который никому
не доверяет и ни с кем не работает. Он может придумать все, что угодно. А судя
по его досье, этот человек настоящий гений в области организации
террористических актов.
— Они знают о нем все и смогут его взять, — возразил
Эдгар.
— Не уверен. Им сложно представить его чувства, его
невыносимое состояние одиночества. Они будут действовать привычными методами,
задействуя все организационные возможности. Помнишь, как у Богомолова, в его
знаменитой книге «В августе сорок четвертого»? Контрразведчики из СМЕРША
понимали тогда, что нельзя проводить общевойсковую операцию. Иногда нужны
хирургические методы там, где хотят пройтись трактором.
— Тебе не разрешат вернуться, — напомнил
Вейдеманис.
— Понимаю. Поэтому и сижу здесь, ожидая, кто первым
нанесет удар. Я думаю, что Гейтлер уже действует, только пока его действий
никто не замечает. Более того, я даже уверен в этом.
Россия. Москва. 4 февраля, пятница
Эрика Франкарт прилетела в Москву утром четвертого февраля
рейсом голландской компании «КЛМ» из Амстердама. Она переехала из Бельгии в
Голландию, чтобы вылететь оттуда в Россию, получив визу сразу на месяц. В
аэропорту Шереметьево-2 ее встречал Карл Гельван. Они были знакомы друг с
другом, поэтому Эрика лишь кивнула ему и позволила взять свою объемистую сумку.
Они вышли из аэропорта и направились к стоянке, где Гельван
оставил машину, по дороге почти не разговаривали. Карл удрученно думал о своей
бывшей сотруднице, которую уже начали искать. Казалось бы, две посланные
записки должны были успокоить ее родных, тем не менее на фирму уже заходил
сотрудник милиции, куда обратилась мать пропавшей молодой женщины. И хотя пока
оснований для возбуждения уголовного дела не было, стало ясно, что рано или
поздно милиция начнет планомерные поиски пропавшей и, возможно, нагрянет к ним
в офис с обыском. Гельван даже не мог взять на место Ксении нового работника,
чтобы не вызывать ненужных подозрений.
Эрика Франкарт впервые оказалась в Москве и вообще в России.
Но местные достопримечательности ее не особо интересовали. Она знала, что
прилетела сюда для работы. Дзевоньский всегда хорошо платил.
Гельван сразу повез ее за город, на дачу, где ее уже ждали
Дзевоньский и Гейтлер. Эрика вошла в дом, поднялась в гостиную и замерла, глядя
на обоих мужчин. Следом вошел Гельван, осторожно отпустил ее сумку на пол.
— Приехали, — почему-то объявил он.
— Здравствуй, Эрика, — по-немецки произнес
Дзевоньский, — хорошо, что ты прилетела. Познакомься, это наш друг, герр
Йозеф Шайнер из Праги. Он специалист по архитектуре.
Она сухо кивнула в знак приветствия. Высокая женщина с
грубыми чертами лица. У нее были странные раскосые глаза и широкие скулы,
словно среди ее предков затесались азиаты, пришедшие из далеких степей в
Центральную Европу. На самом деле ее мать была венгеркой, и в Эрике Франкарт
угадывались доставшиеся ей по наследству черты древних мадьяров и гуннов. Она
работала с Дзевоньским уже несколько лет, он мог всецело положиться на ее
исполнительность и добросовестность.
Гейтлеру женщина понравилась. Именно такой он себе ее и
представлял, за исключением внешности. Но и здесь были свои плюсы. Ее можно
было принять за гостью из Средней Азии, которых довольно много в последние годы
появилось в Москве. Или за российскую гражданку из Башкирии.
В первый же день Эрика Франкарт спустилась вниз, и Абрамов с
изумлением увидел, что вместо прежнего надзирателя у него теперь
надзирательница. Мысли о побеге снова замелькали в голове. Но теперь он
почему-то чувствовал постоянную слабость, еще не догадываясь, что в воду,
которую он так жадно пьет, ему добавляют наркотики.
Вечером Дзевоньский спросил у своего напарника, как ему
понравилась приехавшая гостья.
— Нормально, — откликнулся тот, — хотя
увеличение числа людей всегда внушает мне опасения.
— Вашему плану это не повредит, — успокоил его
Дзевоньский. — Кроме всего прочего она сможет ассистировать врачу, когда
он здесь появится. Самое главное, что кроме нас двоих никто ничего не знает. Ни
один человек. Даже хирург, который будет задействован в нашем проекте. Никто.
— Это единственное, что меня утешает, — буркнул
Гейтлер.
Россия. Москва. 7 февраля, понедельник
На этот раз Курыловичу забронировали одноместный номер в
«Балчуге». Это было очень дорого и нерационально, но Дзевоньский считал, что
часто прилетающий в Москву польский журналист должен останавливаться в разных
отелях, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Он приехал в отель на встречу с
ним поздно вечером и был в плохом настроении. Незадолго перед этим Дзевоньскому
позвонил заказчик и предложил встретиться через два дня в Кёльне, чтобы узнать
последние новости от него самого.
Курылович, напротив, пребывал в прекрасном настроении,
предвкушая приобретение следующих тридцати тысяч долларов, которые он «снимет»
с общей суммы в сто пятьдесят тысяч. Он был уверен, что получит эти деньги, и
уже заранее распределил, куда и как их потратит. Но Дзевоньский приехал без
традиционной сумки или «дипломата». Более того, в руках у него не было вообще
ничего, и это Курыловичу не понравилось.
— Наш клиент плохо работает, — огорчил его
Дзевоньский. Он оставил свое пальто в гардеробе ресторана и был в синем костюме
при модном широком галстуке розового цвета.
