— Приятная перспектива! А если его вообще нет в Москве?
Если он разрабатывает свои операции, сидя где-нибудь в Канаде или в Португалии?
Мне нужно ждать, пока вы его не найдете?
— Да. Похоже, другого варианта у нас нет.
— А если я не согласен?
— Тогда тебя посадят в тюрьму. Мне с трудом удалось их
убедить, что лучше тебя оставить дома. Ты всегда мечтал посидеть дома, читая
книги. Вот сейчас у тебя и появится такая возможность.
— Издеваешься?
— Нет. Делаю все, чтобы ты остался в живых, —
честно признался Машков. — Согласись, для них гораздо удобнее и дешевле,
если ты случайно попадешь под машину или выпадешь из окна.
— Спасибо за откровенность.
— Генерал Богемский настаивал, что тебя нужно
«изолировать». Он считает, что нельзя доверять иностранцу такие секреты.
Извини.
Дронго поднялся, забрал обе пустые чашки и отнес их к
кухонной стойке, чувствуя на своем затылке взгляд Машкова. Еще раз наполнив обе
чашки зеленым чаем, вернулся к столу и поставил чашку гостя перед ним.
— Спасибо, — поблагодарил его Машков.
— У меня есть варианты? — поинтересовался Дронго.
— Похоже, что нет.
— Мне не разрешат даже уехать?
— Нет.
— Вы думаете, что таким образом обеспечите должную
безопасность вашего президента?
— Пока не найдут Гейтлера, мы все будем на особом
положении.
— Ясно. Я могу принимать гостей?
— Меня можешь. У тебя есть какие-то конкретные
пожелания насчет женщин?
— Нет. Джил я не позову, а остальным здесь появляться
не обязательно. Но у меня бывает домработница, которая должна убирать в
квартире.
— Ее будут пускать.
— А Вейдеманис? Или Кружков? Ты знаешь, что они бывают
у меня довольно часто.
— Ты попросишь их пока не приходить. Твой водитель тоже
может получить отпуск.
— Похоже, вы всё продумали.
— Почти всё. Поэтому я к тебе и приехал. Не пытайся
делать глупости. Тебя просто не поймут. И никуда не уезжай. Гулять можешь во
дворе, перед домом.
— Меня будут прослушивать?
— Не знаю. Думаю, да. Телефоны обязательно, а насчет
квартиры не уверен. Хотя у тебя есть новые скремблеры и ты можешь их
использовать. Но на твоем месте я не стал бы этого делать.
— А продукты, вода? Или вы берете меня на
государственное обеспечение? Если я не смогу выходить из дома, то кто будет
доставлять мне продукты? И на какие деньги? А еще учтите, что я частный эксперт
и зарабатываю на жизнь консультациями. Ваше ведомство готово возместить мне мои
издержки?
— Будет лучше, если ты попадешь в больницу? —
разозлился Машков. — Я с трудом уговорил их не арестовывать тебя. Что
касается продуктов, — к тебе будет приезжать наш водитель, которому ты
можешь сообщать, что именно нужно купить.
— И деньги ему буду платить тоже я?
— Разумеется. У нас нет такой статьи расходов.
— Прямо как в Америке. Частная кооперативная тюрьма, за
которую еще и платит сам заключенный. Ты не думаешь, что это абсолютный
идиотизм?
Машков поднялся.
— С тобой невозможно разговаривать. Я хочу тебя спасти,
а ты валяешь дурака. Пойми, когда речь идет о безопасности главы государства,
такие «мелочи», как твой комфорт, никого не волнуют. И твои затраты также
никого не беспокоят.
Дронго тоже поднялся.
— Ладно, — буркнул он, — поговорили.
Наручники будешь надевать или дома я могу ходить без них? Может, достанете мне
тюремную одежду, такую полосатую робу, чтобы я чувствовал себя более
«комфортно»? Можно придумать какой-нибудь знак для заключенного. У евреев в
фашистских концлагерях были шестиконечные звезды. Может, вам пора вводить такой
особый знак для кавказцев? Например, рисунок горы. Или нечто в этом роде. А
может, такие «мелочи» тебя тоже не волнуют?
Машков повернулся и пошел к выходу. Надевая пальто, он
сильно побагровел, но ничего не сказал. Дронго молча следил за ним. Машков
открыл дверь и, не проронив ни звука, вышел, с силой захлопнув ее за собой.
Дронго повернулся и пошел в гостиную. Через несколько минут раздался телефонный
звонок. Это снова был генерал.
— Я зайду сегодня еще раз к руководству, — коротко
пообещал Машков. — Постараюсь снова убедить их, чтобы тебя выслали в
Италию к твоей Джил. Уезжай к чертовой матери, если дашь подписку о
неразглашении всех полученных тобою сведений! Скажу, что у тебя язва и тебе
нужна особая пища.
— Типун тебе на язык, — улыбнулся Дронго, — у
меня абсолютно здоровый желудок. Еще накаркаешь!
— Иди ты к черту! — разозлился генерал и
разъединился.
Дронго прошел в кабинет и сел за компьютер. Он решил узнать
все, что написали об инциденте в театре. И всё проанализировать. Если в деле
замешан Гейтлер, то случайность в театре может быть не совсем случайной.
Похоже, это понимают и в ФСБ. Именно поэтому они так встревожились и пытаются
проверить все возможные источники информации.
Россия. Москва. 11 января, вторник
Гейтлер сидел перед компьютером, вчитываясь в очередную
статью. Он уже два дня работал за письменным столом. Во вторник появились
газеты с подробным описанием неудачного покушения на президента в театре.
Иголкин дружно признавался всеми психически невменяемым типом. К тому же
выяснилось, что попал он в театр, потому что его брат-электрик достал ему билет
на престижный спектакль. Во время первого действия Иголкин сидел в амфитеатре,
а в антракте умудрился найти местечко в партере и украсть нож в театральном
буфете. Журналисты где-то раскопали, что Иголкин некоторое время состоял членом
одной из «патриотических» организаций, но был исключен из нее за
недисциплинированность.
Все газеты издевались над несчастным «террористом»,
решившимся на нападение с почти бутафорским оружием. Обыгрывалась и тема
президента — мастера по дзюдо и самбо. Одна газета даже представила примерную
схему боя, если бы несчастный сумел добраться до президента, и пришла к выводу,
что президент в лучшем случае сломал бы напавшему руку, а в худшем — вообще мог
бы его убить. Журналисты справедливо считали, что для защиты от такого
«террориста» главе государства не нужна была его охрана. Более того, оказалось,
что Иголкин состоит на учете в психиатрическом диспансере. И в результате почти
сенсационная трагическая новость обернулась настоящим фарсом.
Дзевоньский читал все газеты подряд и потихоньку
успокаивался. Он понимал, что нападение Иголкина никак не связано с
деятельностью Гейтлера. Это была та самая случайность, которая возможна в любом
деле.
К вечеру одиннадцатого января Гейтлер вышел к ужину мрачный
и сосредоточенный.
