Во главе войска Леофрига гордо и красиво покачиваются в седлах двое всадников в одинаковых доспехах, это он сам с сыном, бароном Адрианом, тому уже тридцать лет, и он давно живет отдельной семьей.
Лиутгарда подобралась, лицо строгое и недоступное, в глазах приличествующая принцессе надменность, только я вижу ее страх и задавленное страстное желание укрыться с головой так, чтобы вообще в норку.
Оба одинаково вытаращили глаза, хотя это Леофриг груб и невыдержан, его сын, напротив, вроде бы сама вежливость, потому я заговорил громко и приподнято первым:
— Ваше высочество, позвольте представить вам двух свирепых и алчущих львов нашего воинства! Верховный лорд Леофриг, один из кандидатов на престол, и его сын, великолепный барон Адриан, один из самых галантнейших рыцарей королевства!
Они подтянулись, а я подумал, что если бы я их так расхваливал на базаре, то продал бы всех пятерых за немалую сумму.
— Лорды, — добавил я, — перед вами принцесса Лиутгарда, дочь короля Бриттии Ричмонда Драгсхолма!
Леофриг Лесной, не в силах выговорить ни слова, поклонился так низко, что едва не упал с коня, а его сын, оправдывая репутацию, спрыгнул на землю и, быстро подбежав, поцеловал ей сапог.
— Ваше высочество! — выпалил он преданно. — Мы будем сражаться за Бриттию до последней капли крови!
Его отец чуть нахмурился, но ничего не сказал, ибо за их спинами уже поднимается довольный рев вассалов, те тоже горят желанием драться за такую принцессу.
— Лорд Хродульф, — объявил я, — объявил с общего и такого редкого единодушия привал, дабы мы могли обсудить некоторые новости, что я привез. Да-да, именно для этого!
Леофриг прорычал:
— Хродульф… на этот раз прав. Нужно остановиться и посидеть за столом.
— Обсудить, — сказал барон восторженно, — да, обсудить!.. Эту, как ее, Бриттию! Прекрасную Бриттию!
— Тогда подтягивайтесь, — сказал я.
Лорды и в походе не забывают о своем величии: в обозах везут роскошные шатры, столы и кресла, драпировку, дорогую посуду, лучшее вино и много всяких мелочей, отсутствие которых я не заметил бы даже во дворце.
Когда мы подъехали неспешным шагом, шатер Хродульфа уже вздымается в десятке шагов от ручья, а в него бегом заносят столы, кресла, лавки, рулон с роскошными тканями для драпировки.
Пока я помог Лиутгарде спешиться, из подогнанной тележки быстро начали переносить в шатер посуду и холодные закуски, завернутые в чистые полотенца.
Хродульф, пригласив всех к себе на пир, не забыл и свое войско, для них велел открыть пару бочек вина и забить десяток волов, которых тут же и зажарили целиком на вертелах. Сразу пошли песни, удалые вопли, звуки труб и рожков, звон металла по металлу.
Норберт молча послал небольшие отряды далеко вперед, чтобы как можно раньше узнать о приближении Мунтвига, еще им было велено постараться захватывать полон из конных разъездов противника, местное население сгоняли чинить дороги, мосты. Часть из наиболее опытных охотников прочесывала все овраги и лощины, чтобы не подобрался близко ни один вражеский лазутчик.
Оруженосцы и простые рыцари впадали в ступор, завидя Лиутгарду, а она, помня мои наставления, надменно смотрела поверх голов, что при ее росте вообще-то нетрудно, спина ровная, а когда заговорила со мной, даже я не уловил в ее голосе ноток паники:
— Ваше высочество, как вы полагаете, здесь не переодеваются к обеду?
Я помотал головой.
— Мы в походе, какие церемонии? Если протрубят тревогу, мы прямо из-за стола попрыгаем в седла и ринемся в битву!
Она величественно наклонила голову.
— Меня это устраивает.
— А как это устраивает нас, — воскликнул я, стараясь, чтобы «это» не прозвучало слишком намекающе. — Мы ведь воины! Рвемся в бой, и все такое! А если битвы нет, деремся друг с другом.
Ее глаза распахнулись шире.
— Зачем?
— А естественный отбор? — спросил я. — Господь сотворил человека, но ему нужно помогать пропалывать сад, а то слишком уж все разрослось, сорняки душат нас, культурных!..
Я приподнял перед нею полог шатра, она наклонила голову, переступая порожек, а когда разогнулась, все присутствующие лорды дружно встали.
— Ваше высочество, — сказал я почтительно, — позвольте вам предложить вот этот стул… Спасибо! А еще окажите нам честь сесть здесь, во главе стола.
Перехватил понимающий взгляд Меревальда, лучше главное кресло предложить этой принцессе, чем лорды перессорятся, кому из них надлежит там восседать по праву знатности, богатства или размера земель.
Сам я опустился в кресло рядом, как бы группа поддержки, чирлидер, и услышал, как она с облегчением перевела дыхание.
Хродульф, это его шатер, поднялся на правах хозяина, роскошный кубок в воздетой длани, счастлив и даже очень счастлив, сказал гулким голосом:
— Не знаю, какие правила в Бриттии, но мы поднимем и сдвинем кубки в честь прекрасной принцессы Лиутгарды, что осветила нам мир и украсила нашу жизнь своим присутствием!
Все дружно проревели:
— Ура!
— За принцессу!
— Слава Лиутгарде!
— Пьем за ее красоту!
Лиутгарда всякий раз едва заметно вздрагивала, это видел только я, и смотрела неверящими глазами. За всю жизнь в королевском дворце не слышала столько комплиментов в свой адрес, как вот здесь, и поглядывала пугливо, не издеваются ли, называя ее красивой, в родном дворце этого слова избегали в применении к ней.
Я пихнул ее локтем, она царственно заулыбалась и милостиво наклонила голову. Лорды вливали в себя вино целыми водопадами, мясо пожирали, как изголодавшиеся кабаны, слышен стук ножей и мощный чавк, что позволило Лиутгарде чуточку перевести дыхание.
Она по-прежнему сидит рядом со мной царственно прямая, надменно величественная, правая грудь обнажена и дразнит всех снежной чистотой кожи, как там у классика: «…а грудь ее была бела, казалось вьюга намела два этих маленьких холма», но здесь совсем не маленькие, к тому же открыт только один холмик, что почему-то, вот уж выверты нашего восприятия, еще больше распаляет воображение.
Лорды давились, попадали ложками мимо рта, все красные, словно взобрались на гору бегом, отвечают не своими голосами, даже удивительно, если вспомнить, что все давно женаты, с женскими прелестями знакомы, но вот этот контраст: за обеденным столом! — ошарашивает, восторгает, сбивает с толку и снова восторгает до щенячьего визга.
Лиутгарда следит за каждым своим жестом, словом и движением рук, мясо отрезает небольшими ровными полосками, элегантно накалывает на острие и подносит к губам спокойно и красиво, только я могу догадываться, с каким напряжением это делает.
Меревальд слегка наклонился в нашу сторону.
