Норберт проговорил смущенно:
— Ну, как бы… я это и хотел сказать… только у меня получилось не так… Ваше высочество, мне кажется, надо бы пойти неприятелю навстречу. К вечеру он обязательно расположится на ночлег…
— А так как опасности пока не чувствует, — поддержал Алан, — то обоснуется свободно. Даже часовых если и поставит, то просто по привычке.
Норберт отдал приказ двигаться навстречу со всей скрытностью, использовать овраги, ложбины, прятаться за лесами и рощами.
Птиц становилось все больше, а затем показались бегущие нам навстречу стада оленей, косуль, дикий свиней.
Алан сказал сожалеюще:
— Эх, сколько дичи… Но рука не поднимется бить.
— Почему?
— Беглецы, — ответил он. — Им помогать надо. Беженцы, как-никак.
— Дай им травки, — издевательски сказал один из воинов, однако и сам удержал руку с копьем, пока на расстоянии броска пробегало целое стадо обезумевших от страха оленей.
Через пару часов мы рассмотрели темную массу, что медленно двигается в нашу сторону. Я сосредоточился, в голове зазвенело, а перед глазами задвигались увеличенные ветви кустов. Долго всматривался, но везде только кони, стиснутые так плотно, словно двигается одно тысячеголовое чудище.
— Кони, — сказал я с недоумением. — Огромный табун…
— Значит, — откликнулся Норберт, — табунщики сзади. Молодец Мунтвиг!.. Запасных коней вперед, в обозе катапульты и стенобитные машины, справа и слева везут продовольствие войску… Все рассчитано точно.
— Точно табун? — спросил Алан с надеждой. — Тогда мы лишим Мунтвига такого сокровища. Они остановятся на привал скоро, вот увидите!.. Двигаются ночью, чтоб жара не докучала, днем спят, а кони пасутся до вечера, как заведено. Вы, главное, разузнайте насчет стражи!
— Я разузнаю, — вызвался один из воинов.
— Пусть идет, — сказал Норберт. — От него ни один муравей вон в том дальнем лесу отсюда не укроется!
— Только не попадись, — сказал я добровольцу.
Он благодарно улыбнулся, соскользнул с коня и, пригнувшись за кустами, неслышно исчез.
Мы ждали, затаившись там же в лесу, наконец он появился и прошептал так тихо, словно противник уже в паре шагов:
— Табун в самом деле хорош, кони отборные, их около трех тысяч.
— А охрана?
— Охраны нет, — сказал он счастливо, — только табунщики, они же и охрана.
— Сколько?
— Пятьдесят человек. А зачем им больше? С табуном управятся, а впереди, как они знают, на сотню миль нет противника.
Я сказал властно:
— Всем затаиться и ждать.
Время течет медленно, земля уже подрагивает от тяжелого топота двенадцати тысяч копыт, хорошо хоть не подков, вообще бы все тряслось, но пыли почти нет, кони двигаются по высокой траве, уже предвкушают, как и попасутся, и поваляются в ней…
Норберт прошептал Алану, чтобы тот взял свой отряд и, обойдя табун, спрятался на той стороне. Его люди исчезли вслед за командиром так же неслышно, словно не воины, а призраки.
Табун тем временем остановился перед широким ручьем. Кони сперва пили с жадностью, но некоторые сразу разбрелись в поисках самой сочной травы, явно не голодные, отдельные весельчаки сразу брыкнулись на спины и весело катаются, приминая траву, то ли нежатся, то ли сгоняют оводов.
Мы наблюдали, как табунщики покидают седла, коней стреножили и отвели в тень, а сами там же на опушке быстро разложили костер, из мешков появилось мясо, хлебные лепешки, из седельных сумок принесли бурдюки с вином.
Даже я ощутил запах жареного мяса, а табунщики, тихо переговариваясь, обедали сперва сыром и хлебом, а когда мясо на прутьях прожарилось, быстро разобрали и пожирали с довольным чмоканьем: мясо — еда мужчин, а не всякий там сыр, как же он надоел…
Мы терпеливо наблюдали, как они насыщаются сперва быстро и жадно, потом уже сыто и лениво, отсапываясь и поглаживая вздувшиеся животы.
Наши все шептали мне и Норберту, что пора напасть, я молчал, не снисходя до общения, Норберт порыкивал, а самым нетерпеливым подносил молча под нос огромный кулак.
У табунщиков после обильной трапезы по рукам пошел бурдюк с вином, затем второй, народу много, и хотя все схоронились в тени от солнца, но воздух прогрелся так, что и в кустах, как нам известно по себе, жарко.
Я видел, как то один, то другой обрывает вялый разговор, голова падает на грудь, и слышится мерный спокойный храп.
Норберт, как самый опытный в подобных набегах, заставил нас прождать еще около четверти часа, пока табунщики не разомлели совсем, наконец сказал тихонько:
— Пора!
Алан поднес кулак под нос самому из нетерпеливых соратников, и тот послушно пошел тихохонько.
Очень медленно, замирая на каждом шагу, мы окружили спящих со всех сторон.
Норберт взглянул на меня, я кивнул, и он сказал негромко:
— Пленных не брать.
Стальные полосы почти одновременно обрушились на спящих. Только один успел вскочить и схватиться за нож, но следующий удар рассек его до пояса.
Убитых оказалось сорок пять табунщиков, еще пятеро оставались с их верховыми лошадьми, как у них заведено, троих пришлось зарубить, но двоих взяли живыми, хоть и сильно помятыми.
Алан притащил их со связанными руками к их же костру. Те упирались, но их бросили на землю рядом с огнем. Несколько человек из нашего отряда поверх затухающих углей вывалили все приготовленные табунщиками ветви.
— Хорошо горит, — сказал Алан с удовольствием. — Чистого огня удостоитесь, мерзавцы!
Пленники дрожали и смотрели перепуганными глазами.
— Мы только табунщики, — взмолился один. — Мы не воины!
— Воины выполняют приказы, — сообщил я, — а виноват их командир. Вы же вольнонаемные, так что отвечаете за свои дела и поступки. Давайте рассказывайте, что знаете про армию, что двигается следом.
Алан предложил:
— А можно я сразу им пятки в огонь суну? Так надежнее.
— Мы все-все расскажем! — закричал один.
Второй только трясся и стучал зубами. Как выяснилось, о войске они знали только то, что впереди идет легкая конница, сейчас их около десяти тысяч, но сказать точно нельзя, отряды то уходят, то приходят, а их дело всегда иметь запас свежих коней именно для сэра Ховарда Нердермейера, что со своими конниками идет впереди, расчищая дорогу для тяжелой панцирной конницы и тяжелой пехоты.
Конечно, никто и мысли не допускает, что в этих безлюдных краях на них может кто-то напасть, потому все двигаются так беспечно. Сам сэр Ховард Нердермейер в двух сутках пути сзади, слева от него идет с таким же легкоконным войском Бренди Лендфорд, а справа Малькольм Вильямс, что соперничает с обоими воителями славой.
