Посвящается Тэбби
Куда ты идёшь, когда тебе одиноко?
Куда ты идёшь, когда тебе грустно?
Куда ты идёшь, когда тебе одиноко?
Я пойду за тобой,
Когда звёзды померкнут в тоске.
Райан Адамc
Часть 1
Охота на Була
Будь я луной, я бы знал, куда упаду.
Д.Г. Лоуренс, «Радуга»
Глава 1
Лизи и Аманда. (Всё по прежнему)
1
Для общественности супруги известных писателей невидимы, и
никто не знал этого лучше, чем Лизи Лэндон. Её муж стал лауреатом Национальной
книжной и Пулитцеровской премий, тогда как у Лизи за всю жизнь взяли только
одно интервью. К ней обратился известный женский журнал, который публикует
колонку «Да, я замужем за ним!». В первой половине интервью на пятьсот слов она
объясняла, что её уменьшительное имя рифмуется с «Сиси». Большая часть второй
ушла на её рецепт приготовления ростбифа на медленном огне. Сестра Лизи,
Аманда, сказала, что на фотографии, которая иллюстрировала интервью, Лизи
выглядит толстой.
Ни одна из сестёр Лизи не могла отказать себе в удовольствии
подбить кого-нибудь к ссоре («тронуть говно» — как говорил по этому поводу их
отец) или со знанием дела перетряхнуть чужое грязное бельё, но если Лизи на
кого и злилась, так на ту же Аманду. Старшая (и самая странная) из сестёр
Дебушер, детство которых прошло в Лисбон-Фоллс, Аманда теперь жила одна, в
небольшом, но уютном доме, (купленном ей Лизи и расположенном неподалёку от
Касл-Вью, так что Лизи, Дарла и Кантата могли часто за ней приглядывать. Лизи
приобрела этот дом семь лет назад, за пять лет до того, как умер Скотт. Умер
Молодым. Умер Преждевременно. Так, кажется, принято говорить в подобных
случаях. Лизи до сих пор с трудом верилось, что со дня смерти Скотта прошло два
года. С одной стороны, казалось, будто минуло гораздо больше времени, с другой
— будто это случилось только вчера.
В конце концов Лизи собралась с духом и взялась за его рабочие
апартаменты — несколько длинных, хорошо освещённых комнат, которые когда-то
были чердаком-сеновалом фермерского амбара. Аманда объявилась на третий день,
после того как Лизи уже закончила составление перечня зарубежных изданий
(несколько сотен) и лишь приступила к списку мебели, ставя звёздочки напротив
тех предметов, которые намеревалась оставить. Лизи ожидала, что Аманда спросит,
а почему, Боже ты мой, она всё делает так медленно, но Аманда никаких вопросов
не задавала. И когда Лизи перешла от мебели к более скучному (и грозящему
затянуться на весь день) разбору картонных коробок с корреспонденцией, которые
стояли в большом чулане, Аманда и не думала отрываться от внушительных стопок и
пачек газет и журналов со статьями о Скотте и его интервью, которые лежали у
южной стены. Аманда быстро просматривала их и молча перекладывала с места на
место, то и дело что-то записывая в маленький блокнот, который держала под
рукой.
Лизи, однако, не спросила «Что ты ищешь?» или «Что ты там
записываешь?». Как не раз и не два отмечал Скотт, Лизи обладала редким, если не
уникальным, талантом: предпочитала заниматься своими делами и совершенно не
возражала, если кто-то другой занимался своими. При условии, конечно, что ты не
собирал бомбу, чтобы кого-нибудь взорвать, а в случае Аманды взрывчатку
исключать как раз и не следовало. Она относилась к тем женщинам, которые не
могли не совать нос в чужие дела и рано или поздно обязательно открывали рот,
чтобы выложить всё, что им известно.
Муж Аманды подался на юг из Рамфорда, где они жили («Словно
пара росомах, застрявших в дренажной трубе», — сказал Скотт после того, как они
заехали к ним в гости в первый и, как он дал клятву, последний раз) в 1985
году. Её единственный ребёнок — Интермеццо по документам и Метци в обыденной жизни
— отправилась на север, в Канаду (с кавалером-дальнобойщиком) в 1989-м. «Один
удрал на север, другой на юг умчал, а тот назойливого рта на миг не закрывал»,
— говорил их отец, когда они были детьми, и дочку папы Дэнди Дейва Дебушера,
которая не могла закрыть назойливый рот, понятное дело, звали Анда. Вот её-то и
бросил муж, а потом — дочь.
И пусть характер у Аманды был далеко не сахар, Лизи не
хотела, чтобы та оставалась в Рамфорде, предоставленная самой себе. Не
сомневалась, что одну Аманду оставлять нельзя, и, пусть они об этом не
говорили, точно знала, что Дарла и Кантата придерживались того же мнения.
Поэтому она переговорила со Скоттом, нашла маленький кейп-код
[1]
, за который
запросили «девяносто семь тысяч долларов сразу, и никаких торгов». Вскоре
Аманда перебралась туда, после чего жила в непосредственной близости от Лизи.
А вот теперь, через два года после смерти Скотта, Лизи
наконец-то приступила к наведению порядка в его рабочих апартаментах. На
четвёртый день иностранные издания уже лежали в коробках, она более-менее
разобралась с корреспонденцией и уяснила для себя, какую мебель нужно убрать, а
какую оставить. Так почему же у неё складывалось ощущение, что сделала она
крайне мало? Она же знала с самого начала, что эта работа спешки не потерпит,
несмотря на все письма и телефонные звонки после смерти Скотта (не говоря уже о
визитах). Лизи полагала, что в конце концов люди, заинтересованные в
неопубликованных произведениях Скотта, своё получат, но лишь после того, как
она сочтёт, что готова их отдать. Поначалу они этого не понимали, как
говорится, не доходило. Теперь же, полагала она, до большинства дошло.
Оставшееся после Скотта определялось многими словами. Она
ясно понимала для себя значение одного — memorabilia
[2]
, но было ещё одно забавное,
звучащее, как incuncabilla
[3]
. Именно это хотели заполучить злые, нетерпеливые
люди, пытавшиеся завоевать её доверие, — incuncabilla Скотта. Лизи даже
придумала им прозвище — инкунки.
2
Что она ощущала, особенно после появления Аманды, так это
уныние — то ли она недооценила ношу, которую решила взвалить на себя, то ли
переоценила (и очень сильно) свою способность довести начатое до логического
завершения: оставленная мебель в самом амбаре, свёрнутые ковры, жёлтый
мебельный фургон для перевозки лишнего на подъездной дорожке, отбрасывающий
тень на дощатый забор, который отделял их участок от соседнего, принадлежащего
Галлоуэям.
