Как ты можешь это знать, Лизи?
Луна сказала ей об этом, полагает она; и северное сияние,
которое может выжечь глаза своей яркостью; и сладковатопыльный аромат роз и
красного жасмина на Холме нежного сердца; но главным образом глаза Скотта,
когда он боролся изо всех сил, чтобы удержаться, удержаться, удержаться, чтобы
не попасть на тропу, которая вела к этому месту.
Дикий хохот вновь доносится из тёмной чащи, а потом чей-то
рёв, на мгновение заглушающий хохотунов. За её спиной звякает колокольчик,
снова умолкает.
Я должна спешить.
Да, спешить, пусть она и чувствует, что спешка здесь —
дурной тон. Но они должны как можно быстрее вернуться на Шугар-Топ, и не потому
что вокруг полным-полно диких зверей, великанов-людоедов, троллей и (прочей
нечисти) других странных тварей, обитающих в чаще Волшебного леса, где всегда
темно, как в подземелье, и никогда не светит солнце. Лизи понимает: чем дольше
Скотт пробудет здесь, тем меньше вероятность того, что ей удастся вернуть его
на другую сторону. Опять же…
Лизи думает о том, каково это, видеть луну, сверкающую,
словно холодный камень на недвижимой поверхности пруда, и приходит к выводу:
«Это зрелище может зачаровать».
Да.
Старые деревянные ступени ведут вниз по этой части склона.
Рядом с каждой каменный столб с выбитым на нём словом. Она может прочитать эти
слова здесь, в Мальчишечьей луне, но знает, что они ничего не будут значить для
неё по возвращении домой, и она сможет вспомнить только самые простые: «тк»
означает хлеб.
Лестница заканчивается у наклонного настила, уходящего
налево. А сойдя с настила, можно наконец-то попасть на берег пруда. На белый
песок, поблёскивающий в быстро угасающем свете. Над пляжем амфитеатром
вырублены в скале каменные скамьи, огибающие пруд, длиной где-то в двести футов
каждая. На них могли бы усесться тысяча человек, может, и две, если
потесниться, но нет, сидят на скамьях человек пятьдесят, может, шестьдесят,
большинство из них завёрнуты вроде бы в кисею, и одеяние это более всего
напоминает саван. Но если они мертвы, почему могут сидеть? А так ли ей хочется
это знать?
На пляже, порознь, стоят ещё два десятка, а несколько —
человек шесть или восемь — в воде. Молчаливо бредут по мелководью. Когда Лизи
сходит с последней ступени и по настилу спускается к пляжу (ноги её переступают
бесшумно), она видит женщину, которая наклоняется и начинает умываться.
Движения её медленны, словно она ещё не проснулась, и Лизи вспоминает тот день
в Нашвилле, как всё замедлилось, когда она поняла, что Блонди собирается
застрелить её мужа. Тогда всё тоже казалось сном, но было явью.
Тут она видит Скотта. Он сидит на каменной скамье, девятой
или десятой от пляжа. По-прежнему в афгане доброго мамика, только не завёрнут в
него, потому что здесь слишком тепло. Афган переброшен через колени и складками
лежит на земле у ног. Лизи не знает, как афган может быть и здесь, и в их доме
на Вью одновременно, и думает: Может, некоторые вещи особенные. Скотт же
особенный. А она? Двойник Лизи Лэндон остался в доме на Шугар-Топ-Хилл? Она
думает, что нет. Она думает, что никакая она не особенная, только не она, не
маленькая Лизи. Она думает, что полностью перенеслась сюда, хорошо это или
плохо. Или полностью ушла, в зависимости от того, о каком мире идёт речь.
Она набирает полную грудь воздуха, чтобы позвать его, но не
зовёт. Интуиция останавливает её.
Ш-ш-ш-ш, думает она. Ш-ш-ш-ш, маленькая Лизи, теперь…
10
Теперь нужно вести себя тихо, подумала она, совсем как в
январе 1996 года.
Ничего здесь не изменилось, но теперь Лизи видела всё чуть
лучше, чем прежде, потому что пришла пораньше. Тени в каменной долине, готовые
накрыть пруд, только начали собираться. Пруд формой походил на бёдра женщины. И
упирался он в берег там, где бёдра переходят в талию. На берегу — пляж,
наконечник стрелы из белого песка. На пляже, в отдалении друг от друга, стояли
четверо, двое мужчин и две женщины. Все пристально смотрели на пруд. Ещё
полдюжины человек расположились в воде. Никто не плавал. Большинство зашли в
воду по голень. Только одному мужчине вода доходила до пояса. Лизи хотелось
прочитать выражение его лица, но он стоял слишком уж далеко. За пляжем (люди,
стоявшие на песке, ещё не собрались с духом, чтобы войти в воду, Лизи в этом не
сомневалась) амфитеатром поднимался каменный склон с вырубленными в нём
скамьями. На скамьях, все порознь, сидели человек двести. В прошлый раз,
насколько она помнила, их было пятьдесят или шестьдесят, но в этот вечер
сидящих на скамьях определённо прибавилось. И из каждых пяти как минимум
четверо были завёрнуты в эту ужасную (погребальные одежды) кисею.
Это ещё и кладбище. Помнишь?
— Да, — прошептала Лизи.
Грудь вновь разболелась, но она смотрела на пруд и
вспоминала располосованную руку Скотта. Она также помнила, как быстро он
поправился после того, как безумец прострелил ему лёгкое… да, к изумлению
врачей. Существовало лекарство получше викодина, и не так уж и далеко от неё.
— Да, — повторила Лизи и начала спускаться вниз, в полной
мере отдавая себе отчёт, что разница между прошлым и нынешним визитами к пруду
всё-таки есть: Скотт Лэндон не сидел на одной из скамей внизу.
Аккурат перед тем как тропа закончилась на берегу, Лизи
увидела другую тропу, уходящую влево и от пруда. И на Лизи тут же обрушилось
воспоминание о том, как она увидела луну…
11
Она видит луну, поднимающуюся в расщелине массивной
гранитной горы, которая возвышается над прудом. Луна раздувшаяся, громадная,
какой и была в тот раз, когда будущий муж впервые перенёс её в Мальчишечью луну
из их номера в отеле «Оленьи рога», но в расширяющейся долине, в которую
переходит расщелина, красно-оранжевая поверхность разбивается на сегменты силуэтами
деревьев и крестов. И крестов очень много. Лизи видит перед собой нечто похожее
на деревенское кладбище. Как и крест, который Скотт сколотил для Пола, эти в
большинстве своём из дерева, пусть некоторые очень большие, и есть резные, но
все они сделаны вручную, и многие вот-вот грозят упасть. Есть на кладбище и
указатели, в том числе, похоже, и каменные, но в сгущающейся темноте Лизи точно
сказать не может. Свет поднимающейся луны скорее мешает, чем помогает, потому
что всё кладбище заливает чернота.
Если здесь есть кладбище, почему он похоронил Пола там?
Из-за того что причиной смерти послужила дурная кровь?
Она не знает, да ей и без разницы. Заботит её только Скотт.
Он сидит на одной из этих скамей, как зритель на каком-то малоинтересном для
болельщиков спортивном соревновании, и если она собирается что-то с этим
делать, ей не стоит и дальше смотреть на луну и кладбище. «Ноги в руки, и
пошла», — сказала бы добрый мамик, воспользовавшись фразой, которую поймала в
пруду.
