«Может, я просто тяну время, чтобы не идти к ней. Может, в
этом всё дело».
Но нет. Причина была в другом. А дело, которым она
занималась, — важным.
Она внимательно посмотрела на пластину с номерным знаком
5761RD и этой дурацкой гагарой, на совсем выцветшую бамперную наклейку,
шутливый подарок Джоди, с надписью: «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ, Я ЭТО ЗНАЮ, ПОЭТОМУ ЕЗЖУ
БЫСТРО». Ничего больше.
Этого недостаточно, настаивал голос, и вот тут Лизи заметила
кое-что интересное в дальнем углу автомобильной стоянки, почти что под живой
изгородью. Пустую зелёную бутылку. Пивную бутылку. В этом она практически не
сомневалась. То ли уборщики её пропустили, то ли ещё не добрались до этой части
автостоянки. Лизи поспешила к изгороди, подняла бутылку, из горлышка которой
шёл характерный кислый запах. С этикетки — один уголок чуть отклеился —
скалила, зубы зверюга из семейства собачьих. Согласно той же этикетке, когда-то
в бутылке было пиво «Северный волк» класса «Премиум». Лизи вернулась с бутылкой
к автомобилю и поставила её на асфальт, аккурат под гагарой на пластине.
Кремовый «BMW» — этого недостаточно.
Кремовый «BMW» в тени дуба — тоже недостаточно.
Кремовый «BMW» в тени дуба с пустой бутылкой из-под пива
«Северный волк» под пластиной с номерным знаком и гагарой, символом штата Мэн,
плюс, чуть левее, наклейка на бампере с шутливой фразой… вот этого хватало.
На пределе, но хватало.
Для чего?
Лизи это совершенно не волновало. Она поспешила к главному
зданию.
7
Проблем с посещением Аманды не возникло, пусть даже
официально к пациентам начинали пускать только с двух часов дня, то есть через
тридцать минут. Благодаря доктору Хью Олбернессу (и, разумеется, Скотту) Лизи в
«Гринлауне» принимали как знаменитость. Через десять минут после того, как она
назвала своё имя на регистрационной стойке, за которой располагалось огромное
панно, изображающее детей взявшихся за руки и уставившихся в ночное небо, её
уже привели на крошечную веранду, примыкающую к комнате Аманды, где она теперь
и сидела рядом с сестрой, маленькими глоточками пила мутный пунш из бумажной
чашки и наблюдала, как на широкой зелёной лужайке, в честь которой это
заведение, несомненно, и получило своё название
[101]
, играют в крокет. Где-то
стрекотала невидимая глазу газонокосилка. Дежурная медсестра спросила и Аманду,
не налить ли ей чашечку «клопомора», и истолковала её молчание за согласие.
Теперь полная чашка стояла на столике, тогда как Аманда, в нежно-зелёной пижаме
и ленточке того же цвета, перехватывающей свежевымытые волосы, тупо смотрела
вдаль… не на игроков в крокет, думала Лизи, а сквозь них. Руки Аманды лежали на
коленях, но Лизи видела ужасный порез на левой, покрытый слоем мази. Лизи
трижды пробовала заговорить со старшей сестрой, но та не отреагировала ни
единым словечком. И удивляться этому не приходилось. По словам медсестры, в
настоящее время связаться с Амандой не представлялось возможным. Она не
принимала сообщений, отбыла на ленч, в отпуск, на пояс астероидов. Всю жизнь
она доставляла ближним немало хлопот, но тут взяла новую высоту, ранее
недостижимую даже для неё.
И Лизи, которой через шесть часов предстояло принимать гостя
в кабинете её покойного мужа, такая ситуация совершенно не устраивала. Она
глотнула этого практически безвкусного напитка, помечтала о «коке»,
verboten
[102]
здесь из-за содержащегося в ней кофеина, и отставила чашку.
Огляделась, чтобы убедиться, что они одни, наклонилась вперёд и убрала руки
Аманды с её колен, стараясь не морщиться от склизкости мази и бугристости затянувшихся
порезов под ней. Если прикосновения Лизи и причинили Аманде боль, она ничем не
выказала своё неудовольствие. Лицо по-прежнему напоминало маску, словно она
спала с открытыми глазами.
— Аманда. — Лизи попыталась встретиться с сестрой взглядом,
да только смотрела Аманда в никуда. — Аманда, а теперь послушай меня. Ты хотела
помочь мне с тем, что осталось после Скотта, и теперь мне нужна твоя помощь.
Мне нужна твоя помощь.
Ответа не последовало.
— Есть один плохой человек. Безумный человек. Чем-то похожий
на того сукиного сына Коула из Нашвилла… только сама я с ним разобраться не
смогу. Ты должна вернуться из того места, где ты сейчас, и помочь мне.
Нет ответа. Аманда смотрела на игроков в крокет. Сквозь
игроков в крокет. Стрекотала газонокосилка. Бумажные чашки с «клопомором»
стояли на столике, лишённом острых углов. В этом месте острые углы были
verboten, как и кофеин.
— Ты знаешь, что я думаю, Анди-Банни? Я думаю, что ты сидишь
на одной из этих каменных скамей вместе с остальными ушедшими тупаками и
смотришь на пруд. Я думаю, Скотт видел тебя там во время одного из своих
визитов и сказал себе: «Ага, членовредительница. Я узнаю членовредителей, когда
вижу их, потому что мой отец был из их племени. Чёрт, я сам из их племени». А
ещё он сказал себе: «Эта дама собирается прибыть сюда навсегда раньше
положенного срока, если кто-то, образно говоря, не вставит ей палку в колесо».
Так оно и есть, Анда?
Никакой реакции.
— Я не могу сказать, предчувствовал ли он появление Джима
Дули, но он знал, что ты попадёшь в «Гринлаун», так же точно, как берьмо
пачкает одеяло. Ты помнишь, Анда, что Дэнди любил иногда так говорить? А когда
добрый мамик орала на него, он отвечал, что берьмо — то же «чёрт возьми»,
берьмо — совсем не ругательство. Ты помнишь, Анда?
Нет ответа, только пустой, сводящий с ума взгляд.
Лизи подумала о той холодной ночи со Скоттом в спальне для
гостей, когда ветер ревел, а небо горело, и наклонилась к Аманде так, что
губами практически коснулась уха сестры.
— Если ты меня слышишь, пожми мне руку, — прошептала она. —
Пожми что есть силы.
Она ждала, секунды текли. И Лизи уже сдалась, когда
почувствовала едва заметное пожатие. Это мог быть мускульный спазм или игра
воображения, но Лизи так не думала. Пожатие она истолковала иначе: где-то,
невообразимо далеко, Аманда услышала, что сестра выкрикивает её имя, зовёт
домой.
— Хорошо, — кивнула Лизи. Сердце её билось так сильно, что
перехватывало горло. — Хорошо. Это начало. Я иду, чтобы вытащить тебя оттуда,
Аманда. Я собираюсь привести тебя домой, и ты должна мне помочь. Ты это
слышишь? Ты должна мне помочь.
Лизи закрыла глаза и ещё крепче сжала руки Аманды, зная, что
может причинять боль сестре, но нисколько из-за этого не тревожась. Аманда
могла пожаловаться позже, обретя голос, чтобы жаловаться. Если бы смогла
обрести голос. Да, но мир соткан из «если», как однажды сказал ей Скотт.
