— Аманда, нет у тебя никакого живота.
— Есть, и… Зачем, во имя Иисуса, Марии и Иосифа-Плотника, ты
вынимаешь патроны?
— Чтобы не прострелить себе коленную чашечку. — Лизи сунула
патроны в карман джинсов. — Перезаряжу его позже. — Хотя могла ли она направить
револьвер на Джима Дули, а потом нажать на спусковой крючок… Лизи не знала.
Может, и могла. Если б вспомнила в этот момент консервный нож на своей груди.
Но ты же собираешься от него избавиться. Или нет?
Она определённо собиралась. Он причинил ей боль. Это первый
страйк. Он представлял собой опасность. Это второй страйк. Она не могла
переложить это дело на кого-то ещё, это третий страйк, и ты вне игры
[112]
.
Однако она продолжала смотреть на «Следопыта» как зачарованная. Скотт уделил
много внимания огнестрельным ранам, когда писал один из своих романов
(«Реликвии», она в этом почти не сомневалась), и однажды она допустила ошибку,
заглянув в папку, набитую жуткими фотографиями. До этого момента она не
понимала, как же Скотту повезло в тот день в Нашвилле. Если бы пуля Коула
раздробила ребро…
— Почему бы не везти его в коробке из-под обуви? — спросила
Аманда, надевая футболку с грубой надписью («ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ ТУДА, ОТКУДА ВОНЯЕТ,
— ВСТРЕТИМСЯ В МОТТОНЕ») вместо упомянутой Лизи блузки. — Там лежат и запасные
патроны. Ты можешь заклеить крышку липкой лентой, пока я буду доставать мясо из
морозильника.
— Где ты его взяла, Анда?
— Мне его дал Чарльз. — Аманда отвернулась, схватила с
туалетного столика расчёску, уставилась в зеркало, начала яростно драть волосы.
— В прошлом году.
Лизи положила револьвер, очень похожий на тот, из которого
Герд Аллен Коул стрелял в её мужа, в коробку из-под обуви, посмотрела на
отражение Аманды в зеркале.
— Я спала с ним два, иногда три раза в неделю в течение
четырёх лет, — сказала Аманда. — То есть мы были близки. Ты согласна с этим?
— Да.
— Я также четыре года стирала его трусы и раз в неделю
соскребала корки с его скальпа, чтобы перхоть не падала на плечи его тёмных
костюмов, а это ещё ближе, чем траханье. Что ты на это скажешь?
— Думаю, правота на твоей стороне.
— Да, — вздохнула Аманда. — Четыре года всего этого, и я
получаю открытку от «Холлмарка» в качестве отступных. Нет, не думаю, что
женщине, которую он привёз с собой, сильно повезло.
Лизи приободрилась. Да, Аманде определённо не требовалось
глотнуть воды из пруда.
— Давай возьмём мясо из холодильника и поедем к тебе, —
добавила Аманда. — Я умираю от голода.
13
Солнце уже заходило, когда они подъехали к «Пательс маркет».
Над дорогой высокой аркой стояла радуга.
— Знаешь, что бы я хотела съесть на ужин? — спросила Аманда.
— Нет, что?
— Большущий, во всю сковороду, гамбургер из полуфабриката.
Но у тебя дома наверняка ничего такого нет, не так ли?
— Было, — Лизи виновато улыбнулась, — но я всё съела.
— Остановись у «Пательса», — распорядилась Аманда. — Я
возьму коробку.
Лизи остановила автомобиль. Аманда настояла на том, что
возьмёт с собой деньги, она держала их в синем кувшине на кухне, и вытащила из
кармана мятую пятёрку.
— Что мне купить, Маленькая? — спросила она.
— Что угодно, только не чизбургерный пирог, — ответила Лизи.
Глава 14
Лизи и Скотт. (Любимая)
1
Этим вечером, в четверть восьмого, у Лизи возникло
предчувствие беды. Не впервые. Такое случалось с ней как минимум дважды. Первый
раз в Боулинг-Грин, вскоре после того как она вошла в здание больницы, куда
привезли её мужа, который потерял сознание, выступая на кафедре английского
языка и литературы. И, конечно же, предчувствие накатило на неё тем утром,
перед полётом в Нашвилл, когда она разбила в ванной стакан для зубных щёток.
Третье пришло, когда небо очищалось от грозовых облаков и золотой свет
заходящего солнца начал вливаться в разрывы между ними. Они с Амандой
находились в кабинете Скотта над амбаром. Лизи просматривала бумаги на его
столе, Большом Джумбо Думбо. Из того, с чем успела ознакомиться, самым
интересным оказался конверт с довольно-таки фривольными французскими
открытками. На приклеенном к верхней части конверта бумажном прямоугольнике
Скотт (его почерк Лизи узнавала без труда) написал: «Кто мне прислал ЭТО???»
Рядом с выключенным компьютером стояла коробка из-под обуви, в которой лежал
револьвер. Крышку Лизи не сняла, но клейкую ленту отлепила. Аманда прошла в
комнату, где стояли телевизор и музыкальный центр. Время от времени Лизи
слышала ворчание старшей сестры по поводу царящего там беспорядка: всё лежало
не на своих местах. Однажды Аманда даже задала риторический вопрос: «И как
только Скотт мог здесь хоть что-то найти?»
Вот тут предчувствие беды и накрыло Лизи. Она задвинула
ящик, содержимое которого разбирала, и села на стул с высокой спинкой. Закрыла
глаза и просто ждала, а что-то накатывало на неё. Как выяснилось, песня.
Ментальный музыкальный автомат включился, и зазвучал чуть гнусавый, но весёлый
голос Хэнка Уильямса, который запел: «Прощай, Джо, нам уже пора, ох, друг мой,
нам уже пора, толкай пирогу…»
— Лизи! — позвала Аманда из комнаты, где Скотт обычно слушал
музыку или смотрел фильмы по видику. Если не смотрел их в доме, глубокой ночью,
в спальне для гостей. И Лизи услышала голос профессора кафедры английского
языка и литературы колледжа Пратта, расположенного в Боулинг-Грин, всего в
каких-то шестидесяти милях от Нашвилла. Чуть дальше длинного плевка, миссис.
«Я думаю, вы должны приехать сюда как можно быстрее, —
сказал ей по телефону профессор Мид. — Вашему мужу стало плохо. Боюсь, очень
плохо».
Моя Ивонн, сладчайшая моя, ох, друг мой…
— Лизи! — звонко крикнула Аманда, живая и энергичная.
Кто-нибудь мог поверить, что восемью часами раньше она пребывала в глубокой
коме? Нет, мадам. Нет, добрый сэр.
«Духи сделали всё это за одну ночь, — подумала Лизи. — Да,
за одну ночь».
Доктор Джантзеи считает, что необходимо хирургическое
вмешательство. Без торакотомии
[113]
не обойтись.
И Лизи подумала: «Парни вернулись из Мексики. Вернулись
обратно в Анарен. Потому что Анарен был их домом».
