— Я напилась.
Дули допил воду, при каждом глотке его адамово яблоко скользило
по худой шее. Потом спросил, лучше ли она себя чувствует.
— Я буду чувствовать себя лучше, когда вы уйдёте.
— Это справедливо. Много времени я у вас не отниму. — Он
вновь сунул пистолет за брючный ремень, поднялся. Его колени хрустнули, и Лизи
вновь подумала (более того, изумилась): «Это не сон. Это действительно
происходит со мной». Дули рассеянно пнул стакан, и тот откатился на белый, от
стены до стены, ковёр кабинета. Подтянул штаны. — Не могу здесь долго
болтаться, миссас. Ваш коп вернётся, он или другой, и, как я понимаю, к вам
может заявиться одна из сестёр, или это не так?
Лизи промолчала.
Дули пожал плечами, как бы говоря: «Пусть будет по-вашему»,
а потом высунулся из ниши. Лизи просто не верила своим глазам, потому что много
раз видела, как Скотт проделывал то же самое: руками упирался в дверную раму, в
которой не было двери, ноги оставались на деревянном полу ниши, а голова и
корпус всовывались в кабинет. Но Скотт никогда не носил хаки. До самой смерти
отдавал предпочтение синим джинсам. И у него не было лысины на макушке. «Мой
муж умер до того, как начал лысеть», — подумала она.
— Чертовски красивое место, — сказал он. — Что это?
Переделанный сеновал? Должно быть.
Она промолчала.
Дули по-прежнему высовывался из ниши, теперь ещё и
покачивался взад-вперёд, поглядывая сначала налево. Потом направо. «Владыка
всего, что видит перед собой», — подумала Лизи.
— Действительно, милое местечко, — продолжил Дули. — Как я и
ожидал. У вас тут три комнаты, если можно назвать это комнатами, и над каждой
часть крыши застеклена, так что естественного света предостаточно. В наших
местах дома, в которых комнаты идут одна за другой, как здесь, мы называем
ружейными домами или ружейными лачугами, но тут ничего лачужного нет, не так
ли?
Лизи промолчала.
Он повернулся к ней с серьёзным лицом.
— Не подумайте, что я завидую ему, миссас… или вам, теперь,
когда он мёртв. Я провёл какое-то время в тюрьме «Заросшая гора». Возможно,
профессор вам об этом говорил. И именно ваш муж помог мне там пройти через
худшее. Я прочитал все его книги, и знаете, какая мне понравилась больше всего?
«Разумеется, — подумала Лизи. — «Голодные дьяволы». Ты,
вероятно, прочитал её раз девять». Но Дули её удивил.
— «Дочь Коустера». И мне она не только понравилась, миссас,
я в неё влюбился. Я взял за правило перечитывать эту книгу раз в два или три
года, после того как нашёл её в тюремной библиотеке, и я могу цитировать
длинные абзацы. Знаете, какая часть мне нравится больше всего? Когда Джин
находит в себе силы возразить отцу и говорит ему, что уходит, нравится это тому
или нет. Вы знаете, что он говорит этому паршивому старому херу, уж простите
меня за мой французский.
«Что он никогда не понимал долга любви», — подумала Лизи, но
ничего не сказала. Дули не возражал. Он уже перенёсся в книгу.
— Джин говорит своему отцу, что тот никогда не понимал долга
любви. Долга любви! Разве это не прекрасно? Сколь многие из нас испытывали это
чувство, но никто не сумел найти слова, чтобы выразить его. А ваш муж сумел.
Поэтому всем остальным нужно стоять и помалкивать, вот что сказал профессор.
Бог, должно быть, любил вашего мужа, миссас, раз дал ему такой язык.
Дули смотрел в потолок. Жилы на его шее вздулись.
— ДОЛГ! ЛЮБВИ! И тех, кого Бог любит больше всего, он и
забирает домой раньше, чтобы они были с Ним. Аминь. — Он на несколько мгновений
опустил голову. Бумажник выскочил из кармана. На цепочке. Разумеется, на
цепочке. Такие, как Джим Дули, всегда носили бумажники на цепочке, закреплённой
на лямке пояса. Подняв голову, Дули добавил: — Он заслуживал такого красивого
места. Я надеюсь, ему здесь нравилось, когда он не агонизировал над своими
творениями.
Лизи подумала о Скотте, сидящем за столом, который он
называл Большой Джумбо Думбо, сидящем перед большим экраном «Мака», смеющемся
над тем, что только-только написал. Жующем пластмассовую соломинку или
собственные ногти. Иногда поющем под громкую музыку. Издающем звуки, похожие на
пердеж, руками, прижимая их к телу, если в жаркий день работал обнажённым по
пояс. Вот как он агонизировал над собственными творениями. Но она ничего не
сказала. А тем временем старина Хэнк уступил место в динамиках стереосистемы
своему сыну. Младший запел «Больше виски — ближе к аду».
— Одариваете меня молчанием? Что ж, воля ваша, миссас, но
толку вам от этого не будет. Потому что вас всё равно ждёт наказание. Я не
собираюсь говорить вам, что мне это причинит большую боль, чем вам, но скажу,
что за короткое время нашего знакомства ваша выдержка мне понравилась, так что
будем считать, это причинит боль нам обоим. Я также хочу сказать, что не буду
усердствовать, поскольку не хочу ломать ваш характер. Однако… у нас была
договорённость, а вы её нарушили.
Договорённость? Лизи почувствовала, как по телу пробежала
дрожь. Впервые она полностью осознала глубину безумия Дули, сложность бреда, в
который тот вплёл и её, и Скотта. Серые пологи опять начали застилать глаза, но
на этот раз Лизи боролась с ними куда яростнее.
Дули услышал звяканье цепочки наручников (должно быть, он
принёс их в одном пакете с банкой из-под майонеза) и повернулся к ней.
Спокойнее, любимая, спокойнее, пробормотал Скотт. Поговори с
парнем — открой свой вечно болтливый рот.
Едва ли Лизи нуждалась в этом совете. Пока продолжался
разговор, наказание откладывалось.
— Послушайте меня, мистер Дули. Никакой договорённости у нас
не было, в этом вы ошибаетесь… — Она увидела, как его брови начали сдвигаться к
переносице, а лицо мрачнеть, и поспешила продолжить: — Иногда трудно
сообразить, что к чему, по ходу телефонного разговора, но теперь я готова
работать с вами. — Она шумно проглотила слюну, сердце подпрыгнуло чуть ли не до
горла. Она бы с удовольствием выпила ещё стакан холодной воды, но чувствовала:
сейчас не самый удачный момент для такой просьбы. Наклонилась вперёд,
встретилась с ним взглядом, синие глаза всматривались в синие, и заговорила со
всей искренностью, на которую в тот момент была способна: — Я хочу сказать, что
вы аргументировали свою позицию. И знаете что? Вы как раз смотрели на рукописи,
которые ваш… э-э… ваш коллега более всего хотел заполучить. Вы заметили чёрные
папки?
Он продолжал смотреть на неё, однако брови разошлись, губы
изогнулись в скептической улыбке… и, возможно, этим он давал понять, что готов
на сделку. Лизи позволила себе надеяться на лучшее.
— Мне показалось, что немало коробок стоит и внизу. Судя по
всему, там тоже его книги.
