«Да, до сегодняшнего дня, – закончила Хорошая Жена, и Джесси
похвалила ее за такт. – Ты права: причиной были именно окна, во всяком случае,
в основном. Ему не хотелось, чтобы Фред Лаглэн или Джимми Брукс, нагрянув
позвать его играть с ними в гольф, увидели бы, как он трахает миссис Бюлингейм,
прикованную к кровати наручниками фирмы „Крэйг“. Хотя Фред и Джимми неплохие
парни, но одно слово об этом в округе…» «Старые пердуны, да будет тебе известно
мое мнение, – резко вступила она. – И они слишком болтливы, чтобы умолчать о
подобной истории. И тут есть еще одно, Джесси…» Джесси не дала ей закончить. Не
только Хорошая Жена, но и Рут начала ее раздражать.
Вполне возможно, что Джералд не играл с наручниками потому,
что боялся какого-нибудь чудака, который объявился бы у дома ни с того, ни с
сего. Чудака?
«Не знаю, – подумала она, – возможно, было в Джералде нечто
от сексуального маньяка, но было в нем и нечто хорошее – недаром он опасался,
что ситуация может выйти из-под контроля. А ведь именно это и произошло на
самом деле, не так ли?» С этим аргументом трудно было спорить.
Она испытала чувство печали и с трудом удержалась, чтобы не
бросить взгляд на лежащего на полу Джералда. Она не знала, скорбит ли она о
погибшем муже или нет, но она понимала одно: если скорбь и была, то сейчас не
время для нее. Просто она вспомнила человека, с которым провела много лет
вместе, и воспоминание о том, как он засыпал подле нее после того, как они
занимались любовью, было приятным. Она не любила шарфы и ненавидела теперь
наручники, однако ей нравилось смотреть на него в те моменты, когда
разглаживались черты его крупного румяного лица.
И теперь он спал рядом с ней.., разве не так?
Мысль мелькнула, отозвавшись в руках, и исчезла; Джесси
прогнала ее и снова стала изучать изголовье кровати.
Стойки по краям изголовья оставляли ее руки распятыми,
однако в этой позе не было неудобства, особенно с учетом запаса цепочек. Между
стойками находились четыре горизонтальные планки. Они были деревянные с
какими-то довольно приятными узорами. Джералд однажды предложил, чтобы их
инициалы были вырезаны в центре изголовья, – он знал человека в Ташмор-Глен,
который с удовольствием приехал бы и сделал это, – однако она обдала его холодным
душем презрения, и идея увяла. Она показалась Джесси претенциозной и какой-то
детской, словно они – школьники, которые рисуют сердечки на партах.
Полка была расположена над изголовьем достаточно высоко,
чтобы человек, сидящий на кровати, не ударился о нее головой. На ней стоял
бокал Джералда с водой, пара книжек, оставшихся с лета, и кое-какая косметика
на ее стороне. Косметика тоже осталась с лета и теперь, видимо, уже засохла.
Жаль – ничто не радует женщину – а тем более прикованную женщину – больше, чем
румяна «утренняя роза».
Джесси медленно подняла руки к полке и закинула голову,
чтобы видеть цепочки. Кольца были укреплены на стойках между второй и третьей
планками. Когда она подняла прикованные кисти рук, кольца заскользили по
стойкам до третьей планки. Если бы она могла выбить эти планки, она смогла бы
просто снять кольца со стоек. Voila…
«Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, дорогая, –
слишком простое решение, – но ты можешь попробовать. Тоже способ
времяпровождения».
Она обхватила верхнюю планку, которая препятствовала
движению колец по вертикали, набрала в легкие воздух, задержала его и сделала
рывок. Этого было вполне достаточно, чтобы понять: такой способ освобождения
тоже не годится: примерно то же самое, что пытаться вытащить стальное кольцо из
бетонной стены. Она поняла, что не сможет даже расшатать планку.
«Я могу вертеться на этом ложе пыток хоть десять лет и
ничего не добьюсь», – подумала Джесси; ее руки легли на прежнее место, их все
так же удерживали цепочки. Она коротко всхлипнула.
«Что мне делать? – спросила она балки потолка и наконец
расплакалась в полном отчаянии. – Что же мне делать?!» Как бы в ответ пес снова
стал лаять, но на этот раз так близко, что она в ужасе закричала. Казалось, он
тут, под восточным окном, прямо на дорожке.
Глава 5
Но пес был не на дорожке, а гораздо ближе. Тень, которая
появилась на асфальте перед передним бампером «мерседеса», означала, что пес
уже у двери. Она сразу испугалась этой изломанной, чудовищной тени.
«Не будь идиоткой, – урезонивала она себя, – тень выглядит
так, потому что солнце садится. Открой рот и издай какой-то звук, только не
вопи, ради Бога».
* * *
Где-то рядом должен быть его хозяин, однако она не очень
надеялась на это. Она поняла, что собаку привлекло кухонное ведро с отбросами,
находившееся как раз у задней двери в дом. Джералд как-то говорил, что такие
ведра являются просто магнитом для любого пса. И этого привлекло именно ведро,
и наверняка он приблудный, голодный и несчастный.
Но надо было попытаться.
– Эй! – крикнула она. – Эй! Кто-нибудь там! Помогите мне!
Есть там кто-нибудь?
Внезапно пес перестал лаять. Его паукообразная изломанная
тень повернулась, двинулась.., и снова остановилась. По дороге из Портленда они
с Джералдом ели сандвичи с сыром и салями, и первое, что она сделала, когда они
приехали, – выбросила остатки в ведро. Вероятно, именно аппетитный запах салями
и масла привлек собаку и пересилил немедленное желание вернуться в лес, как
только он услышал ее голос. Голод оказался сильнее страха в собачьей душе.
– Помогите! – крикнула Джесси, хотя что-то говорило ей:
кричать не нужно, потому что от этого только станет суше во рту и захочется
пить еще больше. Однако голос разума в таких случаях не слышен. Ужас подхватил
ее и понес гораздо быстрее, чем залах мяса – собачьи ноги; теперь она неслась
на волне истерики и кричала, не отдавая себе отчета:
– Помогите мне!! Кто-нибудь, помогите! Помогите!
Помоги-и-ите!
Крик прервался, и она повернула голову направо насколько
могла: ее волосы растрепались и перепутались на подушке, прилипли к щекам и
шее, глаза лихорадочно блестели. Боязнь того, что ее найдут здесь прикованной,
а ее мужа – мертвым на полу, показалась теперь несущественной. Новый приступ
отчаяния высветил всю страшную безнадежность ее положения: ей грозила
мучительная смерть от голода и жажды. Она не кинозвезда, и это не детективное
шоу по кабельному ТВ. Здесь не было камер, юпитеров и режиссера, который
раздавал бы указания. Все это было реальностью, и, если помощи не будет, она
погибнет.
Никто не ответил на ее отчаянные крики. Не было здесь ни
смотрителя, бродящего по берегу озера, ни любопытного дачника, прогуливающегося
с собакой (иногда они высматривают, кто из соседей втихаря выращивает марихуану
в сосняке). Тут была только эта изломанная, зловещая тень, и ее воображение
нарисовало странного пса-паука, балансирующего на четырех тонких, кривых лапах.
Джесси сделала глубокий вдох и попыталась снова овладеть собой. Ее гортань была
горячей и сухой, а нос и глаза – влажными от слез.
